Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

Елизавета Федоровна кивнула и обернулась к даме, сидевшей справа. Та осторожно начала аплодировать. Остальные фрейлины также тактично похлопали. Наконец, аплодисменты стихли, и Ламанова продолжила:

— Итак, в этом году мы прощаемся с таким уже архаичным явлением, как рукав-буф. Ни буф, ни фонарики — ничего этого больше не будет. Линия плеча элегантно переходит в рукав, сшитый точно по руке… ну… безусловно, мы подчеркнем изящество плеча, однако без каких-либо излишеств. Я считаю, что главный девиз нового века в моде — это естественная элегантность. Причем это касается любого типа фигур. На первый план выходит красота женского тела, скорректированная умелым модельером. — Ламанова улыбнулась и слегка поклонилась в сторону супруги великого князя. Та снова кивнула. Несомненно, ее платье совершенно отвечало всем тем новым тенденциям, о которых говорила Ламанова.

— Итак, начнем с туалета для отдыха на море.

Дамы оживились. «Тонкий ход, — подумал я, — зимой многие аристократические семейства отъезжают за границу, на южные курорты. Начать с показа туалетов для морских променадов — значит сразу завоевать внимание подобных клиентов».

Раскрылась противоположная дверь, и оттуда вышла высокая девушка в светло-желтом платье.

— Фасон «принцесса» — вам уже знакомый по моделям прошлых лет. Обратите внимание на кокетку из белого гипюра и черный бант — они превосходно сочетаются с шерстяной материей, которая защитит вас от свежего морского ветра. Ну, и соломенная шляпа с лентами того же цвета закончит весь ансамбль.

Девушка немного скованно прошла перед креслами, повернулась и пошла обратно к двери. Дамы начали сдержанно перешептываться. Великая княгиня, сидевшая ко мне вполоборота, оставалась совершенно бесстрастной. Только ее скулы немного порозовели.

— А вот другой вариант, — сказала Ламанова, снова поворачиваясь к Елизавете Федоровне. Из двери вышла новая девушка — аккуратная брюнетка с удивительно тонкой талией и выразительным бюстом. Она чувствовала себя намного смелей.

— Голубой муслин как нельзя лучше будет сочетаться с синим небом и изумрудными волнами. Обратите внимание на кружевной волан юбки и черные бархатные медальоны. Воротник из черной тафты с воланами голубого муслина. Обратите внимание — рукав, как я и говорила, идет от плеча со строгой элегантностью. Но буф все же есть, однако он спущен до локтя, что дает свободу движений. Вообще, посмотрите — рукав плиссированный, что позволяет, с одной стороны, создавать ощущение стройности линий, а с другой — совершенно не стесняет движений. Ну, и последнее, что стоит отметить особо — больше нет жесткого воротника-стойки на платье. Вместо него — шемизетка из белого гипюра и только на ней — стоечка с кружевной рюшкой.

Приятный голос Ламановой, тепло в ее гостиной и уютное кресло в конце концов сделали свое дело — отставив чашку с остывающим кофе, я откинулся на спинку и зевнул. В это время брюнетка, вероятно, ушла, и из-за ширмы голос Надежды Петровны объявил туалет из крепдешина маисового цвета для скачек, состоящий из круглой юбки с плиссированной вставкой из белой тафты и крепдешинового корсажа-блузы с баской и вставкой-жилетом… Я лениво подумал, что стоит, наверное, приникнуть к щелке в ширме и посмотреть, но вместо этого прикрыл глаза и незаметно провалился в сон.

— …Нет, вы видели такое?! Владимир Алексеевич! Владимир Алексеевич!

— А? Что? — Я широко раскрыл глаза. В спине ломило — видимо, во время сна я немного сполз с кресла и теперь находился в довольно странной позе — как будто собрался упасть на колени перед Ламановой, но так и не успел это сделать.

— Вы так храпели! — говорила Надежда Петровна, то ли сердясь, то ли посмеиваясь надо мной, еще ничего не понимающим спросонья.

— Я? Помилуй бог, я не храплю.

— Храпели-храпели! Да еще как заливисто! Мне пришлось все время повышать голос, так что к концу дефиле я почти кричала. Хорошо, что мои клиентки привыкли не замечать то, что замечать не следует. Однако попрошу вас, Владимир Алексеевич, если вы в следующий раз заснете во время моего дефиле, храпеть потише.

— Надежда Петровна! — огорченно сказал я, принимая более вертикальную позу в кресле.

— А вы можете храпеть, например, мелодиями оперных арий?

— Вы смеетесь надо мной!

— Конечно, смеюсь, Владимир Алексеевич, дорогой! Вы вели себя прекрасно — тихо как мышка! Мне даже показалось, что вы сумели от меня улизнуть. И я очень рада, что это не так. Вы голодны?

— Да, — сказал я с облегчением.

— И я. Поедемте ужинать.

— Куда?

— В «Славянский базар», — предложила Ламанова. — Конечно, далековато, но после работы хочется перекусить. Муж мой в командировке по делам своего страхового общества, так что я вольна объедаться, сколько хочу, вне дома. К тому же, — добавила она, моментально погрустнев, — разговор у нас будет не из приятных. Хочется его скрасить.

— Все-таки шантаж? — спросил я.

Ламанова кивнула.

— Шантаж. Днем принесли письмо. Оно у меня в ридикюле. Поедем, Владимир Алексеевич, девочки уже извозчика у дверей поставили — ждет.

Мы оделись и вышли на улицу.

Мы ехали вниз по Тверской в сторону Кремля. Уже давно стемнело, ветер немного стих, тротуары были освещены фонарями и витринами магазинов. Но прохожие в этот час уже не обращали на них внимания — основная волна народа, возвращавшегося со службы, уже схлынула и только последние пешеходы спорым шагом старались побыстрее добраться домой, к теплым печам, пледам и горячему ужину. Обычное плотное движение на главной улице города также утихло — нам даже не пришлось нигде стоять, пропуская встречный поток с бульваров и переулков, или дожидаться, пока разъедутся груженые ломовики. Я отдал полость Надежде Петровне, а сам плотнее запахнул пальто и пониже надвинул на самые брови папаху.

— Ну, хорошо, — сказал я Ламановой, — если вы не хотите до ужина говорить о письме, то хоть скажите, как прошло ваше дефиле, которое я проспал.

— А? — рассеянно произнесла она. — Дефиле? Да… Хорошо.

— Елизавета Федоровна осталась довольна?

— Конечно, — кивнула Надежда Петровна. — Конечно, довольна. Она, бедняжка, не очень хорошо разбирается в модных тенденциях. Все-таки провинциальное воспитание…

— А мне показалось, что одевается она совершенно в том духе, о котором вы рассказывали.

— Конечно! Ведь одевается она у меня! Вы заметили ее платье?

— А императрица?

— Что императрица?

— Вы же шили для нее. Императрица тоже плохо разбирается в этих… модных тенденциях?

— Ах, Александра Федоровна? — Ламанова покосилась на спину извозчика и потом продолжила доверительно тихо: — Императрица думает, что разбирается. Но на самом деле, как мне показалось, для нее это — скорее мука, чем удовольствие. Вы знаете, что обычно она ходит в простой блузке и юбке? И вообще — очень скромна. Настоящая протестантка. В их семье платья переходят от старших дочерей к младшим.