Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова

— Извиняйте, полости нет. Ночью кто-то стибрил. Найду — убью поганца! Меня теперь любой городовой оштрафует, если остановит!

— Ничего, — сказал я, залезая в пролетку. — Без полости даже лучше — быстро сяду, быстро выйду. А с городовыми как-нибудь договорюсь. Поехали-ка, Ваня, в Гнездниковский.

В Гнездниковском переулке, в трехэтажном здании, крашенном в казенный персиковый цвет, помещалось Сыскное отделение Московской полиции. Работало оно ни шатко ни валко, пока им не пришел руководить знаменитый Кошко. Однако в то время о нем на Москве еще не слыхали, и потому Сыскное докучало преступному миру Москвы не так чтобы очень сильно — только в лице особо въедливых следователей, одним из которых был Захар Борисович Архипов.

Служащий, сидевший за простой темно-коричневой конторкой при входе, быстро выписал мне пропуск, и я поднялся на второй этаж в кабинет номер 205. Обставлен он был скупо — стол с настольной лампой, непременный портрет императора позади кресла да железный шкаф возле двери.

— А, Владимир Алексеевич! Здравствуйте! — сказал Архипов, приподнимаясь и указывая на старый венский стул перед столом. — Садитесь. С чем пришли?

Я снял папаху, расстегнул пальто и сел.

— С вопросами, Захар Борисович.

— Спрашивайте.

— Слыхал я, что сегодня утром нашли мертвым некоего Аркадия Брома.

— От кого слыхали? Я пожал плечами:

— Сказал один хороший человек. Архипов прищурил глаз:

— А этот хороший человек случайно не по нашему ведомству проходит? А то некоторые редакции взяли моду выплачивать нижним чинам ежемесячно чуть не жалованье, чтобы первыми узнавать про все преступления.

— Знаю. Только это — не про меня. Я уж двадцать лет как репортерствую, Захар Борисович. Мне такое ни к чему. Нет, человек, рассказавший про Брома, — не по вашему ведомству проходит.

Архипов расслабил плечи.

— А, ну ладно. Да, нашли вашего Брома.

— Почему моего?

— Конечно, вашего. Вы ведь меня вчера сами на него вывели. Помните, когда рассказали про повесившегося студента? Это дело Федотов вел. Так я вчера взял материалы и прочитал. А особенно — записку доктора Зиновьева, который считает, что это не самоубийство. И знаете что? Зиновьев оказался прав.

— Вот как?

— Да. У Брома при обыске тела обнаружили кистень. Такой небольшой. Круглая свинчатка на цепочке. Но вполне совпадающий с вмятинами на черепах Юрия Фигуркина и вчерашнего нашего покойника Ковалевского. — А еще что-нибудь у Брома нашли?

— Вы спрашиваете, ограбили ли его после убийства?

— Д-да.

Архипов сцепил пальцы и задумчиво посмотрел на меня.

— Нет, его не ограбили, — сказал он наконец. — В портмоне остались деньги — сумма приличная. Пять тысяч. Очень приличная сумма, не правда ли?

Тогда я решил задать свой главный вопрос:

— А больше… ничего при нем не нашли?

— Что вы имеете в виду?

Я помедлил. Раскрывать карты мне не хотелось, но другого пути не было.

— Например, фотографию какую-нибудь?

Архипов отодвинул свой стул, встал и прошелся у меня за спиной по кабинету — так что пришлось мне развернуться на стуле и подождать, пока он обдумает мой вопрос.

— Что за фотография? — спросил наконец Захар Борисович. — Значит, не нашли? — уточнил я. Архипов подошел ко мне ближе и остановился.

— А! Я понял. Вы имеете в виду того фотографа в притоне извращенцев? Но почему вы спросили про фотографию? Как фотография?.. — Он снова задумался, затем сел за стол. — Владимир Алексеевич, рассказывайте. Я вздохнул:

— Эта фотография… я ее видел. Недавно. Ковалевский, убитый на Петровке, был на этой фотографии. Правда, в маске.

— Как же вы его узнали?

Нельзя было говорить про Ламанову! Я и так ступил на зыбкую тропинку, раскрывая все больше и больше из того, что хотел оставить в тайне. Такой бульдог, как Архипов, вполне был способен поймать меня на мельчайшем намеке! Но тут мне в голову пришла простая и элегантная идея.

— По маске, Захар Борисович. Я узнал его по маске. — А что маска? Простая, черная.

— По маске и нижней части лица. У меня профессиональная память, Захар Борисович. Платье, маска и нижняя часть лица — мне достаточно, чтобы вспомнить и узнать.

— Так-так, — задумчиво произнес Архипов. — А где же вы, Владимир Алексеевич, видели эту фотографию?

— Вот этого я вам сказать не могу.

Он постучал кончиками сцепленных пальцев по губам.

— Арестовать бы вас, Владимир Алексеевич, за препятствие следствию. Да только дело закрыто уже. — Как закрыто?! — удивился я.

— А что вы хотите? Факт убийства двух человек господином Бромом установлен. Сам обвиняемый был зарезан. Так что у нас больше некого разыскивать. Мое начальство решило дело закрыть. Так что с формальной точки зрения меня даже не должно интересовать, где вы видели эту фотографию. — Но мотивы преступника… Архипов махнул рукой и ничего не сказал. Я встал.

— Что же, — проговорил я, застегивая пальто. — Это все, что мне хотелось узнать. Спасибо вам, Захар Борисович! Всего доброго. — Всего, — буркнул он в ответ, не вставая. Я направился к двери.

— Владимир Алексеевич! — вдруг позвал меня Архипов, когда я уже взялся за ручку.

— Что?

— Формально дело закрыто. Но ведь оно не кончено, не так ли? Я пожал плечами:

— Надеюсь, что кончено.

— Почему Бром ходил с кистенем? Кто его убил? За что? Почему он убил Фигуркина и инсценировал самоубийство? Но при этом ограбил Ковалевского, не пытаясь даже замести следы? И при чем тут фотография?

Я вернулся к стулу.

— Знаете, Захар Борисович, мне ведь тоже хотелось бы узнать ответы на эти вопросы. Я не знаю, почему он убил Юру. Могу только предположить, что ему было от юноши что-то надо, а тот не согласился выполнить его просьбу и, возможно, даже накинулся на Брома. Тот и ударил его, защищаясь. А потом придумал повесить, чтобы скрыть следы. Например, так. Но мог убить и из других соображений. Теперь уже не спросишь ни у кого. Все участники дела мертвы.

— Да, — согласился Архипов. — Тут можно догадываться. Есть только факт — Бром убил юношу и инсценировал самоубийство.

— Но тогда в деле с Ковалевским все понятней, — продолжил я, усаживаясь на стул. — Скорее всего, Бром пришел его шантажировать. Шутка ли! Группа мужеложцев пытается совершить насилие над юношей, а тот на следующий день вешается. И только Бром точно знает, кто участвовал в этой оргии. К тому же у него на руках есть фотография участников. Пусть переодетых и в масках, но этого может быть достаточно.

— Но зачем тогда убивать Ковалевского? — спросил Архипов. — Решили все полюбовно.

— Наверное, не получилось полюбовно, — предположил я. — И вот тут Бром специально убивает Ковалевского и обряжает его в платье и маску. Потому что это…