Оливер Пётч - Дочь палача и дьявол из Бамберга

– А потом? – спросила Магдалена.

– Потом появился Бартоломей. – Катарина улыбнулась, и глаза ее наполнились добротой. – Мы познакомились на рыбном рынке, он предложил мне донести тяжелую корзину. Многие обходят его стороной – он же палач, и никто не хочет иметь с ним дела. Но я увидела, какой он на самом деле. Бартоломей иногда очень участлив, представляешь?

Магдалена рассмеялась:

– При мне он это хорошо скрывает. Но ты-то его лучше знаешь.

– Да… верно. – Катарина потерла толстые, липкие после готовки пальцы и опустила глаза. – Сначала все были против этой свадьбы. Отец, друзья… Выйти за палача – что может быть хуже! Лучше умереть старой девой… Но я никого не слушала, даже отца. В конце концов он, похоже, смирился. – Она печально улыбнулась. – Я даже уговорила его устроить пышное торжество. Хотя Барт с самого начала этому противился. Говорил, что не желает лишний раз пересекаться с родственниками. Но знаешь что? – Она подмигнула Магдалене. – По-моему, в итоге он был горд, что смог показать брату, чего добился. Большой дом, брак с дочерью секретаря, хорошее приданое, пышная свадьба… – Тут тяжелый вздох вырвался из ее груди. – Хотя с последним уже вряд ли что-то получится.

Они снова помолчали. Потом Магдалена спросила:

– А твой отец ничего не добился от Совета? Он же хотел поговорить с ними еще раз.

Катарина покачала головой:

– Ему, видимо, было пока не до этого. Он сейчас вообще постоянно в своих мыслях витает. В том смысле, что в последние недели он почти не выходил из своего кабинета, потому что ему поручили заново переписать какие-то документы. Я к этому уже привыкла. Но со вчерашнего дня из него и слова не вытянешь. Постоянно уходит из дома и не говорит мне, куда. Хотелось бы мне знать, что с ним такое творится… Сегодня утром я заходила к нему в кабинет, хотела прибраться. Видок там, доложу я тебе, такой, как будто ураган прошелся! Но отец меня просто выставил и даже не посмотрел в мою сторону.

Магдалена вспомнила о том, что Симон рассказывал ей о Хаузере. Возможно ли, что его рассеянность как-то связана с их вчерашним разговором?

– Симон вчера был у твоего отца, – осторожно начала она. – Он узнал, что Иероним был секретарем во времена тех судов над ведьмами. Может, вся эта история с оборотнем что-то в нем всколыхнула?

Катарина задумчиво склонила голову.

– Хм, вполне возможно. Меня тогда еще не было, но я знаю, что он очень тяжело все это переживал. Мне кажется, иногда ему еще снятся пытки, на которых ему приходилось присутствовать, чтобы вести протокол. Тогда он кричит во сне. Но говорить об этом не хочет. – Она пожала плечами: – Как, кстати, все пожилые горожане. Как будто хотят вычеркнуть из памяти все, что тогда произошло.

– Симон говорит, что после их разговора видел твоего отца в архиве, – продолжала Магдалена. – Может, он искал там что-нибудь? Что-то связанное с теми событиями?

Катарина немного помолчала, потом взяла поджаристый пирожок с блюда и откусила.

– Не знаю, – сказала она с набитым ртом и развела руками. – Прости, но так горевала, что проголодалась… – Женщина наконец проглотила кусок и продолжила: – Лучше тебе самой спросить у отца. Правда, сегодня, наверное, задержится до позднего вечера. Можешь заглянуть к нам попозже.

– Сегодня вряд ли. У меня… кое-что намечается, – неуверенно ответила Магдалена и показала на детей: – Я как раз хотела спросить, не могла бы ты присмотреть немного за мальчиками. Симона пригласили к епископу, а мы с отцом… хм… хотели поговорить с Георгом. Мы же с ним так долго не виделись…

Дочь палача смущенно кашлянула. Она обещала Бартоломею, что не станет посвящать Катарину в их ночной замысел. И поэтому теперь лихорадочно придумывала отговорку. Мысль о том, чтобы оставить детей у Катарины, только сейчас пришла ей в голову. Изначально она просила об этом Георга, но его эта идея не особо воодушевила. Вот и сегодня утром, когда она повторила свою просьбу, брат только проворчал что-то в ответ. Очевидно, не мог смириться с тем, что Магдалене позволили участвовать в освобождении Матео, а ему – нет.

Похоже, Катарина ей поверила. Но потом она с сожалением развела руками:

– Ты знаешь, Магдалена, что я люблю твоих мальчиков, но именно сегодня вечером не получится. Ты не поверишь, но моего отца тоже пригласили на прием к епископу. И он даже устроил так, что мне позволили пойти с ним. – Она тонко улыбнулась. – Он, видно, думает, что это меня немного приободрит. Хотя, конечно же, на таком празднике я ни о чем не смогу думать, кроме как о собственной свадьбе. Но я не могу ему отказать. Это большая честь для нашей семьи. Приглашены лишь самые состоятельные из жителей… – Она запнулась. – К тому же отец надеется, что сможет еще договориться насчет свадьбы. Там ведь будет много советников.

– Понимаю, – Магдалена кивнула. – Ну, мы что-нибудь придумаем.

Она взглянула на детей. Те уже расправились с пирожками и теперь принялись размазывать по волосам масло из горшка.

– По-моему, пора отвести сорванцов к деду. Чтобы надрал им уши, – усмехнулась Магдалена.

Она встала и крепко обняла Катарину:

– Удачи тебе. Вот увидишь, все будет хорошо.

Уже шагая с детьми по улице, дочь палача задумалась, не ей ли самой были адресованы эти последние слова.

Примерно в это же время на берегу Регница сидел мужчина и задумчиво смотрел на течение. Мимо проплывали ветки и листья, время от времени попадались грязные лохмотья или тушки мелких зверей. Где-то вдали, выше по течению, бушевала осенняя буря. На поверхности реки закручивались темные водовороты, кружа в танце палую листву, пока она не скрывалась под водой и не всплывала где-нибудь в другом месте. Мужчина печально улыбнулся.

Ничего не исчезает навеки, все рано или поздно возвращается.

Широко размахнувшись, он швырнул в реку ветку и стал смотреть, как ее уносит течением, словно лодку в шторм. У него вдруг возникло желание прыгнуть следом, положить всему конец. Он чувствовал себя таким опустошенным… Но сначала следовало воплотить в жизнь свой замысел. Осталось еще немного.

Еще двое…

Один день прошел с тех пор, как хитрая женщина сорвала с него капюшон. Она увидела его лицо – и тем самым обрекла себя. Теперь пленница снова лежала, крепко связанная, в камере. Второй раз он такого не допустит. На какое-то время он потерял контроль – над собой, над положением в целом. Но теперь его решимость снова окрепла.

Теперь он не дрогнет.

До вчерашнего дня он действительно собирался сохранить женщине жизнь. Уже с двумя предыдущими женщинами пытки и убийства давались ему все тяжелее. Совсем иначе было с двумя стариками. Тогда каждый удар, каждый надрыв клещами, каждый поворот колеса доставляли ему удовольствие.