Клод Изнер - Полночь в Часовом тупике

— Шекспир?

— Нет, Кэндзи Мори.

— Хотите сделать из меня козла отпущения? Если мы будем следовать его указаниям, упремся рогами в стену!

— Думаю, не стоит отказываться от этой идеи. Сейчас у нас особенная ситуация. Мы сейчас единомышленники, поэтому не вставляем друг другу палки в колеса.

— А отказ будет для него оскорбителен.

Такой разговор между Виктором и Жозефом состоялся в «Потерянном времени» (им удалось незаметно скрыться с рабочего места). Каждый пытался утаить от другого свое возбуждение. Жозеф тайно наслаждался возможностью заняться этой историей, взорвавшей все газетные хроники. И мысль, что комиссар Вальми будет у него в должниках, тоже окрыляла. Да и Виктор вдруг почувствовал себя помолодевшим на десять лет.

Игра состояла в том, чтобы не выдать другому свою радость, поэтому Жозеф заставил долго себя упрашивать и не сразу согласился помочь зятю.

— А как мы это технически осуществим? — спросил он, прихлебывая свой напиток.

— Я сейчас отправлюсь в «Комеди-Франсез», а вы меня прикроете перед Кэндзи. А вам, если меня не подводит память, нужно было съездить в библиотеку на бульвар Рошшуар. Кто знает, может удастся накопать что-нибудь ценное.

— Вы считаете нашего шефа идиотом? Он сразу заподозрит неладное, узнав про бульвар Рошшуар, он ведь тоже читал ту газету.

— Умение скрывать — королевское искусство, как-нибудь вывернетесь. Если вы поведете себя осмотрительно, ни наши жены, ни Кэндзи не заметят наших маневров. На этот раз нам придется превзойти самих себя: сдержанность и рот на замке.

— Да. Мечтать не вредно.

Дождь поливал мостовую, когда Виктор пришел в «Комеди-Франсез». Он снял свой дождевик, оставил велосипед заботам доброго разносчика вина, который при этом налил ему кружечку грога, и спрятался под греческой коллонадой, окружавшей театр. Он смотрел, как дождь стучит по лужам, смотрел на мокрую листву деревьев в саду Пале-Рояль, на зонтики прохожих и думал: «Что же я тут делаю?

Вечно мне на месте не сидится. Может, у меня не в порядке нервы? Почему я не могу полностью раскрыться в обычной жизни? У меня прекрасная семья, интересная работа, я влюблен в свою жену, как в первые дни знакомства, обожаю свою дочь — я счастливый человек, и все же мне вечно надо свернуть с протоптанной тропки. У меня создается впечатление, что мой путь — санный спуск, по которому я скольжу с каждым годом все быстрее. И есть только один способ остановить этот стремительный спуск — нарушить монотонную повседневность».

Ему нужно было помочь Кэндзи в магазине, но невозможно было противиться зову дороги. Расследование — пауза в повседневных делах, возвращение в детство, наполненное пиратами, сокровищами, бандитами, законниками.

«Мне не хватает зрелости, поэтому мне не светит стремительная карьера. Все, что мне остается — в ожидании старости, которая совсем лишит меня энтузиазма, я развлекаюсь. Думаю, что Жозеф настроен примерно так же».

Он подошел к билетной кассе, полюбовался на цены, выбрал ложу бенуара (цена показалась ему заоблачной).

— Если вам на «Фру-Фру», на любое представление остались только сидячие места на галерке по два франка, — кислым голосом предупредила его кассирша.

— В таком случае я не попадаю на спектакль. Ну, раз так, можно мне хотя бы осмотреть зал?

Он достал письмо, под которым стояла подпись главного комиссара Огюстена Вальми.

— Полиция? Здесь, у нас? Да вы шутите, мсье.

— Простая формальность: нужно провести небольшую инспекцию, раз уж произошло убийство.

Кассирша заколебалась: открытый номер «Фигаро», лежащий перед ней, доказывал, что до нее дошли слухи о смерти Робера Доманси.

— Подождите немного, я справлюсь у начальства.

Виктор воспользовался этим, чтобы полюбоваться прекрасным убранством вестибюля, где стояли разнообразные скульптуры, воплощающие драму и комедию. Кассирша медленно подошла и метнула на него недоверчивый взгляд.

— Сейчас нет репетиции, но у вас только час, ни минутой больше.

Он приподнял шляпу и направился в сторону лестницы.

Зал на тысячу четыреста мест стоял пустым, и потому создавалось странное впечатление, словно он населен призраками. Может быть, Тальма, Рашель, мадемуазель Клерон, мадемуазель Марс [21] Французские актрисы к. XIX вв. , невидимые, танцевали на сцене фарандолу [22] Фарандола — провансальский хороводный танец. , а бригадир тем временем стучал три раза, и занавес взлетал к потолку?

— Могу я спросить у вас одну вещь? — раздался нежный голосок.

Он обернулся: перед ним оказались фиалковые глаза, вздернутый носик и отважно декольтированная грудь.

— Правда, волнующее ощущение возникает здесь, среди этих притихших кресел, словно предчувствующих шепот и гримасы будущих зрителей? У меня сердце сейчас выскочит из груди, послушайте, как бьется.

Незнакомка взяла его руку и приложила к своей левой груди. Виктор вежливо высвободился.

— Я буду в декабре играть в пьесе «Сознание ребенка» Гастона Девора. Ах! Если бы я могла талантом и славой сравниться с Жанной Дельвер! [23] Жанна Дельвер (1877–1949) — знаменитая французская актриса. Она получила первый приз за трагическую роль в пьесе «Эринии» Леконта де Лилля. Говорят, что она будет играть Гермиону, но, по-моему, она так и осталась вульгарной продавщицей из магазина Old England на улице Скриб. Я вот начала выступать с двенадцати лет, правда, сперва была просто наездницей в цирке, но мои родители из кожи вон лезли, заставляли александрийские стихи учить, лишь бы для меня лучшей жизни добиться! Прощай, конюшня и навоз! Вам нравятся мои духи? Это туалетная вода на основе опопанакса, он нравится мне больше, чем гелиотроп [24] Опопанакс, гелиотроп — растения, ароматические смолы. .

— Я привык к запаху бензоина, такими духами пользуется моя жена.

Девушка скривилась в недовольной гримаске, даже чуть покраснела. Поправила пальцем непослушную прядь на лбу.

— А, так вы из женатиков? А что тогда кольцо не носите?

— Оно мне жмет, я его снял.

— А что вы ищете здесь в такое неподобающее время?

Виктор решил, что лучше всего будет сказать правду.

— Один из моих друзей, полицейский, попросил меня помочь в расследовании смерти Робера Доманси. Вы его знали?

— А что случилось? Я вчера вернулась из Гере, с похорон бабушки.

— Он погиб. Его зарезали.

Его собеседница бессильно опустилась в кресло.

— Это невозможно! Робера убили! Я высоко его ценила, несмотря на его мерзкую скупость и высокомерие. Я была ему небезразлична, но мы не особенно сближались, поскольку привыкли отделять мух от котлет. Он хотел заловить какую-нибудь богачку, либо поклонницу с наследством, либо звезду сцены. Какая-нибудь Шарлина Понти была достойна только простыни согревать, а основные силы он берег для более шикарной любовницы. Парню хотелось усидеть одним задом на двух стульях!