Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера

– Не ври мне. Я прекрасно слышала, как ты сказал: «Я сейчас забегу в лавку, скажу Кэндзи, что должен сделать кое-какие покупки, и примчусь к вам на набережную Вольтера».

– Ну правильно! Рауль очень настаивал, ему не терпится… Мы оба хотим снять подозрения с Фюльбера.

Таша погрозила ему пальцем:

– Хорошо, я тебе верю. И доверяю – не забывай об этом. Больше никаких расследований. Если ты не готов отказаться от риска из любви ко мне, подумай хотя бы о безопасности дочери! – Она хотела добавить «и твоего майского цветочка», но не позволила себе.

Виктор немедленно поклялся всеми богами, что уже отказался от расследований раз и навсегда. Супруги нежно поцеловались, а после завтрака Виктор спешно оделся, оседлал велосипед и помчался на площадь Бланш за свежим выпуском «Пасс-парту».

Перед домом 18-бис мадам Баллю поливала горячей водой из ведра обледеневший тротуар. Голова у нее была обмотана полотенцем, завязанные концы которого воинственно торчали на макушке, правая щека раздулась. Консьержка всхлипывала, постанывала и сердито бормотала себе под нос. Виктор остановился и с трудом преодолел искушение спросить, не собралась ли она на бал-маскарад в этом костюме кролика.

– Что с вами стряслось, мадам Баллю?

– Зубодер вырвал мне коренной зуб, – промычала консьержка. – Никому не пожелаю такой муки, даже злейшему врагу!

– Полощите рот коньяком, это снимет боль.

– Вы прям как мой кузен Альфонс – он тоже считает, что сгодится любое лекарство, лишь бы в нем был алкоголь!

– Он вроде бы на работу устроился, ваш кузен?

– Устроился. В духовное ведомство на улице Бельшас. Все ж таки получше будет, чем в армии: пообщается с попами, может, и сам благости наберется.

В торговом зале было пусто. После скандала с мадам де Салиньяк часть клиентуры выдала свой антидрейфусовский настрой и объявила «Эльзевиру» бойкот. Жозеф маялся бездельем, занимая себя время от времени тем, что смахивал пыль метелкой из перьев со всего подряд и вырезал из газет статейки, чтобы наклеить их в тетрадку со всякой всячиной.

– Какие новости? – оживился он при виде ввалившегося в лавку Виктора.

– Где Кэндзи?

– У себя, на втором этаже…

– Идемте со мной!

Виктор затащил велосипед вместе с зятем в подсобку, прислонил железного коня к полкам, извлек из портфеля выпуск «Пасс-парту» и протянул его Жозефу:

– На первой полосе вторая колонка.

– Жермина Лэз, Констан Венетт… Это что за клоуны?

– Дочитайте до конца и поймете.

– Черт! – выпалил Жозеф, когда заметка закончилась. – Становится всё интереснее! Стойте здесь, никуда не уходите, мне надо вам показать кое-что важное! – Он ускакал по лестнице в подвальное помещение и тотчас вернулся, перепрыгивая через две ступеньки, с книжкой в руке. – Вот, та самая книжка, которую Филомена перепутала с нашим «Трактатом о конфитюрах».

– И вы только сейчас мне ее показываете? – возмутился Виктор. – Ничего себе!

– Я ее вчера вечером совершенно случайно нашел в сарае у матушки! – не моргнув глазом соврал Жозеф.

Виктор проворчал, что вчера и надо было ему протелефонировать, а не ночевать с этим грандиозным открытием в обнимку, и принялся листать томик. Его, так же как и Жозефа, сразу заинтриговал рукописный текст на велени.

– Марго Фишон… Ни в одной книге мне это имя не попадалось. Целые куски на латыни, это прискорбно… – Он перешел ко второй части. – Тряпичная бумага. Вот здесь не хватает одного листа – его вырвали. Занятно… – Виктор открыл сборник наугад и прочел вслух:

22 ноября 1847 г.Долгие годы пытался я проникнуть в тайну считалочки на лангедойле [92] Лангедойль – северофранцузский диалект. – Примеч. пер. , предшествующей средневековому колдовскому заклинанию. И пришел к выводу, что в ней содержится ключ к другому волшебному тексту, каковой прежде считал я пустословием и каковой после длительных изысканий мне почти удалось расшифровать. Отныне истина в моих руках, и я знаю, где найти ей подтверждение. Рыцарь печального образа , неотступно преследующий меня, не помешает мне оставить некие приметы для братьев моих человеческих!

23 июня 1848 г.Пишу в спешке. Я слышу ружейные залпы. Восстание разгорается. Боюсь, что гражданская война повергнет страну в море огня и крови. Вчера выходил на улицу, но не посмел продвинуться далее Малого моста, ощетинившегося баррикадами.

27 июня.Восставшие разгромлены. Уцелевших преследуют. Надобно спрятать книгу в надежном месте – кто знает, что ждет меня впереди. Многие тысячи мятежников убиты. Генерал Кавеньяк никому не дает пощады. Один друг сказал мне, что повсюду идут аресты. Двадцать пять тысяч человек уже за решеткой. Я уезжаю искать убежища у дочери.

Декабрь 1851 г.Мне исполнилось восемьдесят лет, и недуг уже не победить. Я многое повидал. Племянник того, другого [93] Имеется в виду Луи-Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона. Речь идет о государственном перевороте 2 декабря 1851 г. – Примеч. пер. , захватил власть. Упадок, движение вспять. Три сотни убитых на Больших бульварах. Зачем мне жить дальше? Чтобы наблюдать, как диктатор сменяет диктатора? Я спрятал манускрипт среди сотен книг в библиотеке супруга моей дочери. Если кто-то найдет сей манускрипт, пусть постарается проникнуть в тайну, и коли ему это удастся, я обещаю, что он не получит удовольствия, ибо предчувствую: грядут времена великой бойни, каковая превзойдет границы моего воображения.

– Н-да, весьма оптимистично… Давайте отложим пока эти разглагольствования и разберемся сначала с Марго Фишон. – Виктор вернулся к тексту на велени и прочитал:

Буквы сливались – и виной тому был не только замысловатый почерк. Виктор подумал, что скоро придется обзавестись очками.

– Нам понадобится помощь эрудита, какого-нибудь умника вроде Кэндзи, – сказал Жозеф. – Он уже просветил меня на предмет Мафусаилова дня – это восьмой день любого месяца.

– Вы показали ему рукопись? – забеспокоился Виктор.

– За кого вы меня принимаете? Я очень аккуратно его расспросил – он ничего не понял.

– Ну так растолкуйте мне этот текст.