Дэн Симмонс - Колокол по Хэму

Внизу холма тропинка проходила по открытому участку.

Я стремительно перебежал его, непрерывно петляя. Мои внутренности сворачивались клубком в ожидании выстрела, но выстрела не было, и, оказавшись у подножия, я остановился на двадцать секунд, чтобы унять дыхание, после чего ступил на старую железнодорожную ветку, пробегавшую вдоль берега.

Если Хемингуэй попал в беду, я мог бы за пару минут добраться до него, взбежав по склону и спустившись по гребню. И, возможно, угодить в очередную западню.

«Не очень-то умно, Джо», — сказал я себе и двинулся к югу, к старой дороге. Когда мельница работала, дорога, вероятно, была покрыта гравием, но теперь ее середина заросла травой и лианами по пояс — остались только две едва заметные колеи.

Я бежал, пригибаясь и держа плечи на уровне травы, подняв пистолет, готовый к стрельбе. Инстинкт подсказывал мне, что в темноте и высокой траве нож удобнее огнестрельного оружия.

Кто-то шевельнулся примерно в сотне шагов впереди — там, где стену тростника прорезали старые рельсы. Я упал плашмя и навел пистолет обеими руками, понимая, что этот «кто-то» находится слишком далеко для прицельной стрельбы, и ожидая очередного движения. Все было тихо. Я досчитал до шестидесяти, поднялся на ноги и побежал дальше, перепрыгивая с колеи на колею через неравные промежутки. По моим ногам и локтям хлестала высокая трава.

На дороге у тупика первой железнодорожной ветки никого не оказалось. Ржавые рельсы убегали в тростник, исчезая за поворотом в пятидесяти шагах от меня. Тростник был такой высокий и темный, что просека казалась туннелем. Далеко впереди и слева я видел два заброшенных причала, которые спускались к бухте. На обоих не было ни души.

Полумесяц луны поднялся над горизонтом. Мои глаза привыкли к темноте, и у меня возникло такое ощущение, будто бы кто-то внезапно зажег поисковый прожектор и шарит его лучом по бухте и склону холма. Я сместился влево, в тень высокой травы, и быстрым шагом вернулся к точке, откуда были видны причалы и труба.

В ста двадцати шагах впереди стояли два кирпичных здания, из которых обработанный тростник погружался на плоскодонные баржи. Теперь их крыши и окна с разбитыми стеклами могли послужить идеальной позицией для снайпера.

Я лег в траву и обдумал возможные варианты действий. В этом месте дорога изгибалась вокруг холма по направлению к зданиям, второму холму, расположенному за ними, и к самой мельнице, которая стояла в четверти мили за причалами. Я мог двинуться сквозь джунгли и тростниковое поле за ближайшими зданиями либо обойти их по дороге, освещаемый со спины луной. Даже ползя по-пластунски, я был бы прекрасной мишенью для стрелков, засевших на вторых этажах или на крышах зданий. У меня с собой были «томпсон» и «магнум», но на протяжении шестидесяти-семидесяти ярдов они ничем не могли бы мне помочь. Расположившись у трубы со снайперской винтовкой, противник накроет меня, как только я высунусь из-за изгиба холма.

Если огонь открыли не те два агента, которые высадились на берег, значит, где-то поблизости находились по меньшей мере еще два человека — один с фонарем, другой — тот, который и начал пальбу. Грохот выстрелов был похож на звук, издаваемый «люгером» или «шмайссером», но одному господу известно, какое еще оружие они могли принести с собой. И сколько там человек.

Настало время праздновать труса.

Я повернулся и пополз на животе, пока не оказался за поворотом, где меня нельзя было увидеть с причалов и зданий.

Поднявшись на корточки, я торопливо двинулся назад путем, которым пришел сюда.

На гребне по-прежнему царила тишина. Я мог проползти прямо и посмотреть, закончил ли Хемингуэй осмотр места, откуда велась стрельба, но решил сначала вернуться к нашей расщелине. Я пробрался по краю тростникового поля до сучковатого куста, служившего мне ориентиром, потом начал спускаться по холму к нашему укрытию. В десяти ярдах от него я чуть приподнялся и на мгновение зажег фонарь, обтянутый красной материей. Потом я вновь упал в траву и затаился в ожидании, держа пистолет наготове. Через пятнадцать секунд, показавшихся мне вечностью, в расщелине мигнул красный огонек. Я сунул «магнум» в кобуру и пополз вперед.

— Оба мертвы, — прошептал Хемингуэй, прихлебывая виски из серебристой фляжки. — Немцы, которые высадились с подлодки, — добавил он. — Оба холодные, лежат под деревом. Думаю, их застрелили со спины.

— Видели кого-нибудь рядом? — спросил я.

Он покачал головой.

— Я осмотрел восточный склон до дороги в бухте. Прополз сквозь кусты по обе стороны гребня. Потом осмотрел эту сторону холма вплоть до «Лорейн». Здесь никого нет. — Он еще раз глотнул из фляжки, но мне не предложил.

Я рассказал ему о силуэте, который заметил у рельсов, и объяснил, почему решил вернуться.

Хемингуэй лишь кивнул:

— Мы можем осмотреться днем.

— И окажемся еще лучшей целью для снайперов, — заметил я.

— Нет, — возразил Хемингуэй. — Их уже след простыл.

Они выполнили свою задачу.

— Убили двух высадившихся агентов, — сказал я.

— Да.

— Но зачем им это? — спросил я, сознавая, что понапрасну трачу слова. — Зачем ликвидационной группе... если это действительно была она... расправляться со своими агентами?

— Ты профессионал, — ответил Хемингуэй, засовывая фляжку в карман своей охотничьей рубашки — Тебе виднее.

Некоторое время мы молчали, потом я спросил:

— Что можно сказать о трупах?

Хемингуэй пожал плечами:

— Я не дополз до них. Тела могли заминировать. Два трупа.

Мужские. Оба в немецкой армейской форме. Одного из них освещала луна. Молодой, совсем мальчишка Вокруг них валялись вещи и всякая дрянь... фонарь, которым они подавали сигналы, курьерская сумка, что-то еще...

— В форме? — изумленно переспросил я. Тайные агенты, пробирающиеся на вражескую территорию на надувном плотике, как правило, не носят форму.

— Да. Обычная пехотная форма Вермахта, если не ошибаюсь. Я не заметил знаков различия и нашивок с обозначением их подразделения... вероятно, спороты но, вне всякого сомнения, форма. Один из них лежал лицом кверху... тот самый, на которого падал свет... и я отчетливо заметил на его ремне пряжку со свастикой. На другом, лежавшем лицом вниз, была немецкая пехотная пилотка из фетра.

— Вы уверены, что оба мертвы? — спросил я.

Хемингуэй досадливо посмотрел на меня:

— На них уже пируют крабы, Лукас.

— Хорошо. Осмотримся с первыми лучами солнца.

— До восхода пять часов, — заметил Хемингуэй.

Я промолчал. Внезапно меня охватила страшная усталость.

— Нужно установить наблюдение, — продолжал Хемингуэй. — На тот случай, если кто-нибудь явится, чтобы забрать тела.