Дэн Симмонс - Колокол по Хэму

«Grossagenten», которых так боимся мы в ФБР?

— Хосе... — начала женщина.

Я ударил ее тыльной стороной ладони, вложив в удар всю силу. Ее голова откачнулась назад, но на сей раз она не сползла " с подушек, не прикоснулась пальцами к покрасневшей щеке и не вытерла кровь с губ.

— Я предупреждал, что могу убить тебя, если ты назовешь меня Хосе, — едва слышно произнес я по-испански. — В этот раз я говорю совершенно серьезно.

Она медленно кивнула.

— Кто второй член группы? — отрывисто произнес я. — Дельгадо? Кто?

Женщина, которую я несколько месяцев называл Марией, чуть заметно улыбнулась, но ничего не сказала.

— Знаешь, как я разговорил Тедди Шлегеля? — спросил я по-немецки и, вынув из кормового ящика с инструментами длинную отвертку, положил ее рядом с тростниковым ножом. — С женщинами количество вариантов удваивается, — добавил я, оскалив в ухмылке зубы.

Если бы ненависть во взгляде могла убивать, я уже был бы мертв.

— Ты будешь говорить, — продолжал я, — и расскажешь мне все подробности операции. Снимай платье.

Глаза Марии распахнулись:

— Что? — по-испански спросила она.

Я схватил оба запястья женщины и рывком поставил ее на ноги. Заткнув «магнум» за пояс и удерживая ее запястья левой рукой, правой разодрал платье спереди, осыпая белыми пуговицами «ремингтон» с пустой обоймой. Отпустив одну руку Марии, я порвал платье на клочки, выбрасывая их за борт.

Мария ткнула пальцами свободной руки мне в глаза. Я ударом швырнул ее на подушки кормового сиденья. Я всегда обращал внимание на то, что для шлюхи у нее слишком белые трусики и лифчик. Белый хлопок сиял в ярком утреннем солнце.

Мария полулежала, опираясь на планшир, и ее груди под лифчиком казались полными, светлыми и беззащитными. Ее бедра были бледными внутри.

— Отлично, — сказал я, поворачиваясь, чтобы вновь забраться в тайник. — Сейчас я покажу тебе кое-что еще, и тогда...

Она оказалась проворнее, чем я ожидал. Я едва успел развернуться и схватить ее правое запястье, прекращая движение тростникового ножа, который вонзился бы мне в почки, если бы я его не остановил. Окажись на его месте прямой клинок с острием, а не лезвие в форме косы, Мария свалила бы меня.

Вдобавок она была крепче, чем я думал. Мне следовало понять это еще раньше, когда я целые ночи проводил в схватке с ней на постели и полу коттеджа, ощущая силу ее бедер и рук, которыми она меня обнимала. Ей почти удалось освободить нож от моей хватки, а ее левая рука цеплялась за мой пояс, пытаясь вытащить заткнутый за него «магнум».

Я обеими руками вырвал у нее нож, и он со звоном упал на уже исцарапанную палубу, но Мария умудрилась завладеть пистолетом. Она отпрыгнула в угол рубки и прицелилась мне в лицо, прежде чем я успел отнять у нее оружие. Она держала пистолет обеими вытянутыми руками, ее палец лежал на спусковом крючке. Я не смог бы преодолеть разделяющее нас расстояние до того, как она выстрелит.

— Мария, — дрогнувшим голосом заговорил я, — или, может быть, тебя зовут иначе? Мы могли бы договориться...

Об этом не знает никто, кроме меня, а я не стану...

— Schwachsinniger! — крикнула она и нажала крючок.

Боек ударил по пустому патроннику. У меня была секунда, прежде чем Мария вновь взвела механизм, но я не тронулся с места. Она опять нажала спуск, и боек вновь сухо щелкнул.

Потом еще раз.

— Я так и знал, — по-английски произнес я. — Но хотел точно убедиться. — Я подошел к ней и вынул бесполезный пистолет из ее пальцев.

Мария ударила меня локтем и рванулась к тростниковому ножу, лежавшему на палубе.

Хватая ртом воздух, я поймал ее за талию и оттащил назад.

Мы оба повалились на подушки, и катер чуть закачался на воде.

Мария еще раз попыталась вцепиться мне в глаза, но я уткнулся лицом в ее спину, и ногти женщины лишь прочертили кровавые царапины на моей шее. Я вновь толкнул ее в дальний угол и поднялся на ноги.

Мария вскочила, словно дикая пантера, и приняла профессиональную боевую стойку. Ее правая рука была занесена для удара и напряжена, четыре пальца выставлены вперед клином и поддержаны согнутым пятым. Она шагнула вперед и нанесла мне в живот удар, который должен пробивать кожу и мышцы, проходить под ребрами и превращать сердце в бесформенную плоть.

Я поставил блок левым предплечьем и ударил ее в подбородок. Мария рухнула спиной на палубу, будто тяжелая сумка с бельем, с такой силой ударившись головой о хромированный планшир, что раздавшийся звук напоминал выстрел. Она распласталась на палубе, раскинув ноги; на ее груди и в промежности белых трусиков выступил пот, глаза закатились.

Прижав к доскам ее запястья, я похлопал ее по щекам, чтобы привести в чувство. Я ударил ее недостаточно сильно, чтобы убить или надолго оглушить, но голова Марии была повреждена серьезно. На планшире осталась кровь.

Глаза женщины распахнулись.

— Вряд ли ты сохранила страничку из радиожурнала, — сказал я. — Ты слишком умна, чтобы так поступить. Но это можно проверить. — Я приподнял ее одной рукой и разорвал лифчик и трусики. Бумаги там не оказалось, но я на это и не рассчитывал. Какая-то часть моего сознания с безразличием следила за происходящим, словно решая, нравится мне все это или нет. Кажется, я не испытывал ни малейшего удовольствия. Было такое ощущение, что меня вот-вот стошнит.

— Отлично, — продолжал я. — Теперь займемся пикником. — Я поднял Марию с палубы и перевалил через борт.

Вода привела ее в сознание, и она взмахнула руками, пытаясь ухватиться за катер. Я взял рыболовный багор и оттолкнул ее прочь. Она повернулась и по-собачьи поплыла к заливаемому водой островку, до которого было около десяти метров. Выбравшись на камни и песок рифа, она оглянулась на меня. По ее груди и коленям стекали капли.

Я спрятал багор, «ремингтон», тростниковый нож и парусиновую сумку, поднял якорь и швырнул за борт остатки снеди из корзины. Потом бросил Марии полную фляжку. Она поймала ее за ремешок одной рукой.

Я завел двигатель и развернул катер к западу.

— Возвращаюсь на Конфитес! — крикнул я. — Чтобы смазать йодом царапины на спине. Высшая точка прилива — примерно через тридцать пять минут. Риф уйдет под воду, будет очень сильная волна, но если ты зароешь ступни в песок и найдешь в кораллах нишу, то, может быть, удержишься на ногах.

— Хосе! — взмолилась женщина, оставшаяся на песчаной полоске. — Я действительно не умею плавать!

— Это не имеет значения, — ответил я. — До Конфитеса двадцать пять миль. — Я указал на юг. — А до Кубы или архипелага Камагуэй — двадцать. И лишь несколько мест, где кораллы не нарежут тебя лентами, если ты вздумаешь пробираться через рифы.

— Лукас! — взвизгнула женщина.

— Пораскинь мозгами, — сказал я. — Подумай над моими вопросами. Может быть, я еще вернусь. Платой за проезд будут твои ответы. Не хочешь ли поболтать прямо сейчас?