Дэн Симмонс - Колокол по Хэму

До окончания Второй мировой войны я не читал литературных произведений. Я начал с Гомера и целое десятилетие посвятил изучению Чарльза Диккенса и Достоевского. Первую книгу Хемингуэя я прочел в 1974 году, в ту неделю, когда Никсон ушел в отставку. Это был роман «И восходит солнце».

Я вижу слабости прозы Хемингуэя, которая, как он утверждал, «обладает самосознанием», а также слабости его еще более «самосознающих» философских позиций. Порой — особенно это касается его поздних книг, например, «За рекой, в тени деревьев» — критики справедливо замечают, что стиль Хемингуэя становится пародией на стиль Хемингуэя.

Но как хорош он был в пору своего расцвета! В его творениях чувствуется тот самый гений, о котором он говорил ночью на песчаном склоне холма над маяком Пойнт Рома.

Впервые я услышал живой голос Эрнеста Хемингуэя в его коротких рассказах. Именно там я начал видеть ястреба в мазке голубой краски на фоне неба. Именно в них я мельком уловил блеск... даже не перископа, а оставленной им едва заметной полоски на синих водах Гольфстрима, и сразу ощутил запах двигателей субмарины, запах пота ее экипажа и страха двух мальчишек, ждущих высадки на берег и гибели.

Одним из немногих огорчений, преследовавших меня на протяжении минувших девяти месяцев, было то, что человеку очень трудно выкроить время для чтения, если он пишет по двенадцать часов в сутки. Меня занимал вопрос, как справляются с этим настоящие писатели. Я помню, что Хемингуэй читал в любое время дня и ночи — у бассейна, за едой, на борту «Пилар». Вероятно, все дело в том, что его не так поджимали сроки.

Соединенные Штаты Америки полностью изменились.

Ничто не осталось таким, как я помню.

Разумеется, о США можно узнать все, что хочешь, из газет, журналов, тысяч фильмов на видеокассетах и лазерных дисках, а в последнее время и через Интернет. Тем не менее страна совершенно изменилась.

Я позвонил одному из своих немногих друзей, все еще работавших в Бюро, — молодому человеку, которого обучал на протяжении последнего года своей службы, а ныне высокопоставленному сотруднику конторы — и попросил об одолжении. Он некоторое время колебался, но в конце концов я получил по Федеральной экспресс-почте пакет. Там были паспорт, потертый, со множеством штемпелей и чужой фамилией под моей фотографией; кредитные карты, включая «золотой Америкэн Экспресс»; водительские права; карточка социального страхования и другие предметы, которые встречаются в бумажниках, даже лицензия на рыбную ловлю. Мой друг был не лишен чувства юмора. Но он кое-что знал обо мне и понимал, что мое краткое пребывание в Штатах никому не причинит вреда. Действие рыболовной лицензии истекало примерно в тот же срок, который был отпущен мне самому.

Я въехал в страну через Торонто и из чистого упрямства решил отправиться в Айдахо на автомобиле. Вождение машины было приятным развлечением, и, хотя сам я считаю, что больному восьмидесятипятилетнему старику с одним работающим глазом ни в коем случае нельзя доверять руль, поездка по американскому шоссе федерального значения оказалась для меня чем-то совершенно новым. Оно было гораздо более просторным и пустынным, нежели европейский автобан.

Я приобрел пистолет в Спирфише, штат Южная Дакота.

Там произошла неизбежная заминка, в течение которой продавец выяснял, не числюсь ли я в розыске, но я был не против того, чтобы подождать. Путешествие утомило меня; еще больше сил отняло лекарство, которое я принимал. С другой стороны, без него я не смог бы совершить эту поездку. Лекарство, очень сильное, не было утверждено ни Федеральной фармакологической службой, ни соответствующими органами каких-либо иных стран. Оно убило бы меня, вздумай я принимать его больше месяца, но это меня ничуть не пугало.

Через несколько дней продавец из оружейного магазина позвонил мне в мотель и сказал, что я могу в любое время забирать покупку. Мой паспорт был выписан на имя законопослушного здорового гражданина, за которым не было замечено ни преступлений, ни серьезных умственных расстройств.

Я выбрал девятимиллиметровый «сиг сойер», потому что никогда не имел такого пистолета и не пользовался им в своей практике. По сравнению с длинноствольными пистолетами моей юности он выглядел маленьким, компактным и угловатым. Я уже двадцать лет не носил с собой огнестрельное оружие.

Вчера я приехал в Кетчум. С тех пор, как Хемингуэй в 1959 году купил здесь дом, город значительно разросся, однако по-прежнему сохранял вид шахтерского поселения. Я отыскал на карте ресторан «Кристина», в котором, по утверждению Хемингуэя, за ним следили агенты ФБР и который он пожелал покинуть, не закончив ужин. Неподалеку я снял номер в мотеле и отправился в магазин, торгующий спиртным. Там я купил подарочный набор «Чивас Регал» с двумя бокалами для виски, на которых была выгравирована эмблема производителя.

Дом, купленный Хемингуэем и его женой в 1959 году, до сих пор стоит на месте. Он не производит особого впечатления — двухэтажное шале с крутыми крышами и стенами из грубого пористого бетона. С тех пор, когда здесь обитал Хемингуэй, гаревые дорожки заасфальтировали, а вокруг появились новые дома — на холме, который при жизни писателя, вероятно, был сплошь покрыт полынью, однако отсюда открывается все тот же вид: череда высоких вершин к северу и югу и двойная излучина Биг-Вуд-ривер к востоку.

Вчера вечером, проезжая по городу, прежде чем вернуться в мотель, я обнаружил пустынную дорогу, две колеи в полыни, которая, казалось, до бесконечности протягивается по плоскогорью, исчезая в туманной дымке у подножия вершин.

Именно туда я поеду сегодня во второй половине дня, после визита на кладбище. В «Таурусе», взятом напрокат, лежит мой ноутбук «Тошиба», и я не забуду записать на дискету эту последнюю страницу, прежде чем отправиться на прогулку в заросли полыни.

Могила Хемингуэя расположена между двумя красавицами соснами, с видом на горы под названием «Зубья пилы».

Это зрелище, особенно в теплый весенний день, когда на вершинах еще лежат снежные шапки, поистине захватывает дух.

У могилы были еще три посетителя, и мне пришлось почти полчаса ждать в «Таурусе» их ухода. Мне и в голову не приходило, что могила Хемингуэя окажется местной достопримечательностью.

В конце концов они уехали, и я отнес на могилу подарочный «Чивас Регал». Я забыл очки и не смог как следует рассмотреть надписи на памятнике, но прочел его фамилию, даты рождения и смерти.

Несмотря на жаркое солнце, у меня мерзли руки, и я не без труда сорвал с коробки упаковочный пластик. Крышка бутылки тоже долго не поддавалась. Как это противно — быть старым и хворым.