Дэн Симмонс - Колокол по Хэму

— Не было, — ответил дон Андрее. — Сегодня они отправят самолет за заменой.

— В таком случае операцию следует произвести сегодня, — заметил я.

Хемингуэй кивнул и провел ладонью по чертежам яхты, словно желая убедиться, что они существуют в реальности.

— И еще одно, Лукас, — сказал он. — «Южный крест» некоторое время не сможет отправиться в плавание. Перед входом в порт у них полетел подшипник главного вала одного из двигателей. Повреждены сам вал и зубчатая передача. Запчасти привезут из Штатов.

— Значит, судно поставят в сухой док? — спросил я.

Хемингуэй покачал головой.

— Нет. Они попытаются отремонтировать яхту на верфи Касабланки.

Я невольно улыбнулся. Американский посол только что снабдил Хемингуэя всем необходимым, чтобы отправить «Пилар» на верфи Касабланки и переоборудовать ее под исследовательское судно.

— Вот-вот, — сказал писатель, оскалив зубы в широкой ухмылке. — Как знать, вдруг два судна окажутся в одном доке. — Он жестом велел Гесту, Ибарлусии, мне и остальным приблизиться к столу. — Синдбад, сообщи ребятам, что сегодняшний замысел остается в силе. Волфер, ты добудешь боеприпасы.

А мы с Пэтчи и Лукасом уточним планы.

Когда я вернулся в «Первый сорт», Марии там не оказалось.

Про себя я уже начал называть эту лачугу «la casa perdida» — «маленьким заброшенным домиком».

Люди Хемингуэя — слуга Рене, шофер Хуан и кто-то из горничных — потрудились на совесть, наводя порядок в хижине. Половицы были старательно подметены, камин вычищен и готов к работе, треснувшая оконная рама была заделана картоном, в маленькой комнате появились две койки с одеялами и подушками, как будто мы с Марией собирались спать здесь вдвоем. У камина стояли стол и два кресла.

— Мария? — негромко позвал я. Может быть, она все-таки сбежала и отправилась домой в деревню, предпочитая разгневать отца и распутного братца, чем погибнуть от руки Бешеного жеребца. Так или иначе, ее судьба была мне безразлична.

Снаружи доносился звук льющейся воды. Я вышел в дворик между хижиной и пустым коровником. Мария при помощи насоса наполняла оцинкованные ведра. Как только моя тень упала на нее, она испуганно подпрыгнула.

— Я звал тебя.

Мария качнула головой, и ее темные волосы изящно заколыхались.

— Я не слышала, — сказала она по-испански, — насос очень шумит.

— В доме есть другой насос, — сообщил я.

— Он не работает, сеньор Лукас. Я хотела вымыть тарелки, которые нам одолжили.

— Думаю, тарелки чистые, — сказал я. — И я уже говорил, что меня зовут Хосе.

Мария пожала плечами:

— Вам здесь нравится, сеньор Лукас?

— Так себе, — ответил я. — Но теперь здесь чище, чем раньше.

— А мне нравится, — сказала девушка. — Очень нравится.

Я как будто вернулась домой.

Я обвел взглядом крохотное строение, разбитое окно, насос на улице, дворик с голой землей. Здесь по-прежнему воняло навозом, но я подумал, что эта убогая лачуга действительно кажется ей родным домом.

— Вот и славно, — сказал я.

Мария приблизилась на шаг и пристально посмотрела на меня снизу вверх. Ее глаза блестели, губы были плотно сжаты.

— Я не нравлюсь вам, Хосе Лукас. Почему?

Я промолчал.

Девушка чуть отодвинулась назад.

— Я понравилась сеньору Папе. Он дал мне книгу.

— Какую книгу? — спросил я.

Мария внесла ведра в дом, взгромоздила их на лавку и подняла вафельное полотенце. Под ним лежали «По ком звонит колокол» — такую же книгу Хемингуэй подписал для Ингрид Бергман — и маленький пистолет, который он "пытался всучить мне в первый вечер нашего знакомства.

— Сеньор Папа сказал, что одна из героинь книги носит мое имя, — объяснила девушка.

Я взял пистолет, вынул обойму и, увидев, что она заряжена, высыпал патроны в ладонь и спрятал в карман, после чего положил оружие на лавку.

— А он не сказал, для чего тебе эта штука?

Мария вновь пожала плечами.

— Сказал, что, если сюда заявится Бешеный жеребец, я должна бежать. Если не успею, должна отстреливаться. Но теперь я не смогу этого сделать, потому что вы забрали все патроны. — Казалось, она вот-вот заплачет.

— Эти патроны только взбесили бы Бешеного жеребца, — ответил я. — Ты скорее ранила бы себя или кого-нибудь еще, чем застрелила лейтенанта Мальдонадо. Патроны останутся у меня.

— Сеньор Папа будет недоволен...

— Я поговорю с сеньором Папой. Читай свою книгу и забудь про пистолет.

Мария надула губы, словно маленький ребенок:

— Я не умею читать, сеньор Лукас.

— Тогда пусти ее на растопку, когда будешь вечером разводить огонь в очаге. — С этими словами я ушел. Перед ночной забавой в гаванском порту у меня была масса дел.

Забава должна была начаться через четверть часа после полуночи, но лишь в двадцать две минуты первого в порт с ревом ворвались пять суденышек флотилии Хемингуэя, разбрасывая по пути петарды и фейерверки.

Я насчитал два скоростных катера и три рыболовные лодки — разумеется, «Пилар» среди них не было, поскольку в операции участвовали только судна со стороны. Я увидел в бинокль, что их названия закрашены либо прикрыты небрежно наброшенными полотнищами парусины, и что все люди на лодках низко надвинули шляпы на глаза и притворяются пьяными. Они орали, перекликаясь друг с другом, а их лодки во весь опор мчались к ярко освещенной яхте, выписывая хмельные виражи.

Я вновь навел бинокль на «Южный крест». Наблюдатели кричали что-то, указывая на лодки. Из ходовой рубки вышел офицер и внимательно присмотрелся к флотилии. Один из наблюдателей ткнул пальцем в сторону пулеметной турели, но офицер покачал головой и вернулся в рубку. Секунду спустя он вышел на палубу вместе с лысым мужчиной, который утром сопровождал женщину во время купания. На нем был вечерний костюм, он курил сигарету в длинном черном мундштуке.

Я опять посмотрел на флотилию. Патрульный катер пытался преградить им путь, но лодки рассыпались веером, и катеру оставалось лишь метаться от одного суденышка к другому — он был похож на человека, который хочет разом закатить на пригорок несколько камней. Я увидел в рубке катера двух матросов; они выставили напоказ автоматы Томпсона и с отчаянием оглядывались на яхту, дожидаясь указаний. Старший помощник, стоявший рядом с лысым мужчиной на палубе «Южного креста», покачал головой и сделал запрещающий жест. Автоматы исчезли. Катер дал задний ход, приближаясь к яхте вплотную.

На носу передовой рыбацкой лодки я заметил Хемингуэя.

Его лицо едва виднелось под широкими полями соломенной шляпы, но я узнал могучий торс и массивные предплечья писателя. Стоявшие вокруг него люди хохотали и швыряли бутылки из-под виски в волны пролива, а флотилия тем временем проплывала между старыми фортами на холме и в городе.