Антон Чиж - Пять капель смерти

И верчу у него перед носом книжечкой в осьмушку. Другой бы ради приличия сделал вид, что удивлен, а этот прямо и рубанул:

— Эту книжку последние два года я вижу у вас то в одном, то в другом кармане.

Такой наблюдательный — беда.

— Все равно разыскал кое-что важное, — говорю.

И показываю потертую брошюру в голубой обложке. Не какая-нибудь дрянь, а одесское издание 1883 года магистерской диссертации тогда еще малоизвестного Дмитрия Овсянико-Куликовского. Называется «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности» и посвящена изучению божества Сомы. Вываливаю столь интересные факты, а у него на лице хоть бы лучик радости или благодарности.

— Господин Овсянико-Куликовский столько всякой ерунды написал, что в библиотеках не помещается.

Тут уж я вскипел:

— Да как вы не понимаете! Слушайте: «Проникая в человека, оно приводит в священный трепет все силы души его, и человек чувствует, что какое-то божество — мощное и властное — вселилось в него, он теперь ощущает в себе необычайный прилив сил, он мнит себя причастным к божественной субстанции!» Вот какие ощущения дает сома!

Он мне эдак равнодушно:

— Вы же сказали, что сома — это божество?

Нет, ну каков! Я чуть не задохнулся от злости! Но сдерживаюсь:

— Напиток и божество — одно и то же! Важно вот что: сома дает ощущение неограниченных сил, она дарит чудодейственную мощь. В таком состоянии человек может сделать все, что угодно.

— Этому есть доказательства? — опять эдак равнодушно.

— Извольте! — немного кричу. — Вот: «…Мы имеем дело не с простым, но религиозным опьянением, в экстазе которого человек мнит себя всемогущим чародеем»! Как вам?

Знаете, что ответил мне Ванзаров? А вот что:

— И это все? Благодарю. Я пойду.

Ах ты, думаю… Ну, неважно, что я подумал, в сердцах был. Раскрываю книжечку записную, цитирую:

Признаться, Николя, малость разгорячился. Ванзаров меня под локоть хватает и тащит на улицу. Но не на того напал! Продолжаю:

Тут уж прохожие на нас стали оборачиваться. Ванзаров говорит:

— Уговорили: сома — полезная вещь. Прелюдия окончена. Выкладывайте туза.

О, прозорливый жулик! Опять угадал. Не знаю уж как. Столько сил, и все напрасно, весь эффект насмарку. Приходится терпеть. На что не пойдешь ради пользы дела.

— Мы едем к человеку, который знает про сому все. Я договорился о встрече. Поверьте, это было непросто.

— Очередной барон-мистик-картежник? — он мне. — Сердечно признателен, очень ценю вашу заботу, но в другой раз, сейчас не могу.

И тут я ему:

— Никаких дел. Нас ждет сам Бадмаев!

— Тот самый?

Именно так! Надо сказать вам, Николя, что знаменитый доктор тибетской медицины жил в собственной каменной даче, построенной по специальному проекту на Поклонной горе. В столице у него было много горячих поклонников и не менее яростных противников. Одни говорили, что Бадмаев — кудесник и целитель, который вылечит и безнадежного. Другие уверяли, что он — шарлатан и невежественный знахарь. Ходили слухи, что лекарь предлагал императору Александру III присоединить к России Монголию, Китай и Тибет, придумав совершенно фантастический проект. Проект Его Величество завернул, но бурят был принят на службу в Министерство иностранных дел, дослужился до действительного статского советника и генеральских погон. Не посетить такого человека было бы просто преступлением. Любой бы запрыгал от радости. Но только не наш Ванзаров. Пришлось убеждать:

— Бадмаев — это чудо! Потомок Чингисхана, да! Петр Александрович выучился искусству тибетского врачевания у брата с отцом и даже перевел на русский язык древний медицинский трактат «Жуд-Ши». Теперь открыл свою клинику, добивается поразительных результатов!

— Ваша взяла, — говорит Ванзаров. — Только про сому будете расспрашивать сами.

— О чем речь, дорогой коллега! — я ему. — В свою очередь прошу вас, не прикасайтесь ни к чему, что Бадмаев может предложить: ни к чаю, ни к настойке, ни даже к стакану с водой.

— Это почему же?

— А кто его знает, что он туда может намешать. Бурятский маг все-таки.

Ванзаров это принял к сведению очень серьезно. Вот и хорошо. Добрались по накатанному снежку быстро. Скажу вам, Николя, дача Бадмаева — это особая история. От любопытных глаз ее скрывал забор в два роста. Над ним высились стены с высокими арочными окнами, над крышей торчала башенка, похожая на буддийскую пагоду. Другую башенку, опоясанную балконами, венчал острый шпиль. Архитектор Лебурде построил вычурное, но приметное сооружение. Во дворе же открылось богатое хозяйство тибетского лекаря: теплицы, конюшня, обширные сараи и летний павильон.

Нас провели в кабинет, хотя в приемной маялось десяток посетителей разного достатка: от рабочих до купцов.

Бадмаев вышел из-за стола:

— Аполлон Григорьевич! Рад вас видеть!

Обнялись мы, как старые знакомые, и троекратно облобызались.

Бурят производил неординарное впечатление: сам невысокий, глаза смотрят пронзительно, широкие азиатские скулы, толстый нос и высокий лоб говорят о твердости характера. У него сухая и крепкая рука, что есть верный признак физического и душевного здоровья. Так-то вот.

Представил Ванзарова как своего давнего друга. Хозяин предложил нам кресла, сам же устроился за столом, как врач на приеме.

В кабинете у него в красном углу висела икона, а во всю стену расположился шкаф, в котором в идеальном порядке помещались темно-бордовые картонные коробочки. На каждой — тисненная золотом цифра и надпись кириллицей. На столе — коренья, медицинские ложечки, медные ступки, аптечные весы и масса затейливых предметов. Тут же анатомический атлас с фигурой человека, утыканной красными и синими точками. Пахло особым, травяным ароматом. Ванзаров все это богатство тщательно изучил.

Бурят на него смотрит сквозь щелочки глаз, улыбается:

— Ожидали шаманский бубен или наряд из перьев?

— Действительный статский советник в перьях? Это слишком, — отвечает Ванзаров.

Вижу, понравился наш Родион Георгиевич Петру Александровичу. Вот и хорошо.

— Чем могу послужить доблестной сыскной полиции? — спрашивает.

— Мы тут занимаемся кое-каким странным делом… — говорю. — То есть хотелось бы узнать о разных древних снадобьях…