Антон Чиж - Смерть носит пурпур

– Это уж как водится, – согласился Чех.

– И вы просите об этом меня, чиновника сыскной полиции…

Чех насторожился, как опытный зверь, почуявший неладное.

– Я полагал, у нас есть понимание в этом вопросе…

– Понимания с ворами у меня нет и быть не может, – отрезал Ванзаров. – Хотя в сыскной полиции на этот счет ходят разные мнения. Только мне до них дела нет.

– Жаль, коли так… – сказал Чех, подаваясь назад.

– Но в сложившихся обстоятельствах приходится пользоваться римской поговоркой: враг моего врага – мой союзник… Только не понимайте буквально.

Такой поворот Чеху понравился. Он выразил готовность разумно договориться.

– Делаю вам предложение, – сказал Ванзаров, чтобы опередить и не позволить вору сделать то же самое. – Проблему, доставляющую вам столько хлопот, берусь решить.

– Отца [9]сдадите? – обрадовался Чех.

– Я сказал: решу, а не сдам. Могу обещать, что скоро этот конкурент вам мешать не станет. Конкретного человека вы не узнаете. Даже если весь мир будет ходить за мной хвостом. Устраивает?

Требовалось быстро сообразить: не обманет ли борзой, не блеф ли это? Вроде про него самый положительный слух идет: справедливый и на лапу не берет. Прикинув риск, Чех счел его допустимым.

– Какова плата? – спросил он, понимая, что просто так ничего в этом мире не делается.

– Плата вперед, – ответил Ванзаров, наблюдая, как вор пытается понять: это предложение взятки или оборот речи. Все-таки Чех склонился к простому решению и полез за портмоне, выпиравшему из кармана сюртука.

– Извольте, я готов…

– Жаль, господин Чех, что вы так мелко меня цените…

Поняв, что его поймали, Чех и не думал обижаться. Наоборот – заулыбался.

– У каждого своя цена имеется. Вы назовите, может, и осилим как-нибудь…

– Цена моя будет такова… – сказал Ванзаров и нарочно взял паузу, чтобы вор помучился в сомнениях. – Называете мне господ, которые вывернулись из вашего капкана.

– И что еще? – спросил Чех, не веря, что аппетит полицейского на этом успокоится.

– Расскажите, на чем их поймали.

– И это все?

Ванзаров подтвердил: такова его цена.

Цена была столь странной, что Чех вот так сразу не мог согласиться. Он твердо знал: если вор продает дешево, значит, товар опасный, «горячий», брать не следует. Но торговался с ним не вор, а человек, у которого совсем другие понятия. Зачем Ванзарову сдались эти ламдоны [10], Чех понять не мог. Нюхом вора он понимал, что его обводят вокруг пальца, что его самого обманывают, как подвыпившего купчика, что это ловушка, в которую честному вору соваться не следует. Но искушение было слишком велико. И Чех согласился. Они заключили сделку на слово, не пожав рук. Все-таки для обоих это было решительно недопустимо.

– Изволите в алфавитном порядке? – спросил Чех.

– В порядке розыгрыша, – ответил Ванзаров, прекрасно зная, что каждую жертву аферы долго и тщательно изучают, прежде чем поймать и начать сдирать с нее куш.

Заглядывать в записную книжку Чеху не потребовалось. Свои дела он предпочитал держать в голове.

– В конце марта ротмистр Еговицын…

– Поймали на картежном проигрыше?

– Само собой… Далее чиновник Марков из Дворцового управления…

– Любитель слишком уж молоденьких барышень?

Чех выразил восхищение такой проницательностью.

– В конце апреля учитель Таккеля из гимназии…

– Нет версий, – признался Ванзаров.

Чех не без приятности пояснил, что господин учитель обожает доставлять боль, получая от этого эротическое наслаждение, и так в этом переусердствовал, что его жена вынуждена была спасаться от побоев и пыток у родственников. Если об этом узнают в гимназии, он немедленно лишится места.

– А с виду милейший человек, – заметил Ванзаров. – Никогда не скажешь, что в нем бурлят страсти маркиза де Сада.

– Какого сада? – переспросил Чех, думая, что ослышался.

– Неважно. Хуже, что логике такие обстоятельства не заметны… Ведь я подумал: что за странность – ладонь содрана, а вид далеко не спортивный. Занесем в копилку опытных знаний… Это все?

Воровской старшина признал, что возможности его не безграничны.

– Барышня Нольде в ваши сети попадала? – спросил Ванзаров.

– Не имел чести… А что, там есть чем поживиться?

– Немного опоздали. Сегодня ее убили. Ваш филер должен был доложить… Нет? Не сообщил? Совсем неумеха… Гоните его в честные люди.

Это замечание Чех оставил без внимания, но спросил, когда ожидать выполнения данного слова. Ванзаров обещал справиться за день или два. Такой срок старшину совершенно устроил. Он посчитал, что рандеву с сыскной полицией можно считать завершенным.

– И вот еще… – сказал Ванзаров напоследок. – Вашему мальчонке поручите что-нибудь более простое: карманы на вокзале чистить или гусаков [11]щипать. Вот только за мной ходить больше не надо. Сдам городовому и посажу в участок. Мы теперь на честном слове с вами держимся… Вот и не надо у меня под ногами крутиться.

Участок опустел. Дело, заведенное по убийству барышни Нольде, лежало в сейфе. Чиновники, тихие и подавленные, разбрелись по домам. Утомленный пристав поднялся к себе и больше не желал ничего знать. Пусть хоть огнедышащий дракон налетит, он не тронется с места. Тарелка вечернего супа и графинчик наливки – вот все, с чем Врангель готов был иметь дело. Власть над приемным отделением и жителями Царского Села, которым вздумается обратиться в полицию в поздний час, была предоставлена Скабичевскому. На то и помощник, чтобы тянуть лямку за начальство. Он сидел под лампой с зеленым абажуром, бросавшей больше тени, чем света. За окнами было куда светлее. Белая ночь набирала силу.

– Вот уж не думал застать вас в такой час, – сказал Ванзаров, зайдя в участок. – Что домой не идете, поздно уже…

Выйдя из-за стола, Скабичевский положил перед ним записку.

– Вам телефонограмма из Петербурга, – сказал он. – Получена четыре часа назад.

Ванзаров прочитал столбик фамилий с датами рядом с ними.

– Кто принял?

– Письмоводитель Птицын, он оставался на дежурстве…

– Знаете, что это?

– Фамилии знакомы, кажется наши жители, – ответил Скабичевский.

– Именно так. Мой сотрудник обошел ювелирные магазины и выяснил, кто сдавал золото. К сожалению, эти люди мне неизвестны. Признаться, я ожидал несколько другой результат… Николай Семенович, кто они?

Скабичевский взял листок.

– Так, первый – это Покотило Николай Петрович, учитель мужской гимназии, преподавал историю с географией. Забавный такой, сильно пришепетывал. Гимназисты прозвали его Паровоз. Он не обижался, шутил со всеми.

– Знаком был с Федоровым?

– Разумеется. Учительствовали в одно время…