Татьяна Молчанова - Дело о таинственном наследстве

Следователь ерзанул в кресле, приготовляясь слушать. Третий по счету карандаш лег вместе с блокнотом на столик. В подобные блокноты Аркадий Арсеньевич обычно вносил наиболее примечательные черты как характера, так и внешности персон, с которыми по ходу следствия приходилось сталкиваться.

Наташа, уже совершенно измученная не столько самим процессом проведения дознания, сколько собственными мыслями, отошла в дальний угол гостиной. Ее нервный шаг, все выражение ее тела говорили о желании, чтобы все, а особенно Аркадий Арсеньевич, которого она уже возненавидела, оставили ее в покое. Николай Никитич вздохнул и, сверяясь с собственной памятью, сухо и коротко, впрочем очень точно, охарактеризовал всех требуемых лиц. Спустя три часа после приезда коляска следователя отбыла от дома Красковых, оставив там атмосферу гнетущую и тревожную.

После этого визита следователь решил-таки отобедать, а заодно обдумать волнение молоденькой княжны. Унылая жена почтмейстера накормила его на удивление вкусно и плотно. Организм Аркадия Арсеньевича взывал ко сну, но долг не позволял и, опять взбодрившись каплей рябиновки, быстрый следователь отправился в дом почившей Феофаны Ивановны.

«Влюблена наша Наташа, вот и весь сказ, – подвел черту под раздумьями над Наташиными переживаниями следователь. – Однако барышня смышлива и наблюдательна, да и в обмороки падать не стала, а даже мне подсказать разумное пыталась. Хорошо, княжна, будем знать».

– Никифоров Аркадий Арсеньевич! Судебный следователь по важнейшим делам, – едва завидев Орлова, отрекомендовался он, стремительно входя вслед за слугой в тетушкину гостиную.

Граф молча и зло поклонился и пригласил визитера пройти в кабинет. Там, аккуратно приподняв полы форменного сюртука, следователь надежно расположился в предложенном кресле.

– Граф, позвольте несколько вопросов… ах да, – Аркадий Арсеньевич поморщил свой бугристый нос. – Не с того начал. Что в голове держал по дороге, знаете ли, то так вам и преподнес. Ну-c, тогда с начала пойдем. Во-первых, приношу извинения за меры, которые был вынужден принять, попросив вас не покидать дом до моего визита. Поверьте, это необходимость, как вы поймете дальше, абсолютно вынужденная, но оправданная.

Тут граф, просидевший накануне весь день дома без каких-либо вменяемых объяснений, не выдержал:

– Допустим, я принимаю ваши извинения и очень надеюсь, что сия странная просьба безусловно имеет свои причины, – холодно произнес он. – Как и имеет объяснение факт изъятия у меня дорогого кисета. Но, как вы предполагаете, я должен хоронить свою родственницу, если даже тело ее до сих пор забрать из больницы благодаря вам не могу?

На последнем вопросе голос его чуть дрогнул, что не ускользнуло от внимания Аркадия Арсеньевича, и он мысленно, остро отточенным карандашиком поставил себе на память галочку. Вздохнул:

– Завтра с утра тело можете забрать и провести все необходимые мероприятия. Никакого препятствия в этом вам чинить не будут. А сейчас позвольте перейти к главному. К причинам принятых мною мер. А именно: к Феофане Ивановне Ровчинской.

Его глаза в припухлых веках опять, как давеча у Красковых, сделались вострыми и блестящими. Слегка подавшись к графу, он значительно произнес:

– Тетушка ваша, как показала экспертиза, была убита… Преднамеренно. Цианид калия в табаке. Доза могла бы добрую дюжину гостей на тот свет отправить. Немного даже по-дилетантски выглядит: такое количество отравы мог сыпануть человек, знакомый с ядом понаслышке разве…

И тем же тоном внезапно сделал выпад:

– Граф, это ведь ваш был кисет?

Орлов, выглядящий совершенно ошеломленным, молчал.

– О, прошу прощения за свою бестактность! – Аркадий Арсеньевич кашлянул и откинулся на спинку кресла. – Это ведь такое потрясение – мое сообщение….

Граф попытался взять себя в руки. Еще не хватало показать этому малоприятному господину свою растерянность! Выпрямился:

– Да, извините, я на самом деле… – и закусил губу, – мне приходило в голову, что как-то странно все это, потом полицейские… Да, кисет мой… Более того, – предвосхищая следующий вопрос Никифорова, продолжал он, – все время, пока я проживаю у тетушки, табак в него засыпал тоже я.

– Будьте любезны, когда вы в последний раз пополняли свой кисет? – сделал следующий выпад следователь. Он, казалось, был абсолютно не впечатлен Сашиной проницательностью.

Граф слегка побледнел и медленно произнес:

– Накануне вечером, вечер перед именинами…

Повисло нехорошее молчание. Аркадий Арсеньевич сделал стойку:

– Табак в вашем кисете был пересыпан со смертельным ядом. Как листовая его часть, так и порошковая. Как часто вы угощали свою тетушку собственным табаком?

Граф побледнел еще больше, а письмоводитель, которого в этот раз взял следователь протоколировать разговор, застыл знаком вопроса с пером наготове.

Саша облокотился спиной об стол, почувствовав желание хоть на что-то опереться посреди зыбкой почвы происходящего допроса. Он внезапно понял, почему так дотошен следователь, почему смотрит глазами невыразительными и острыми одновременно.

– В первый раз, – глядя в глаза Никифорова, как можно спокойнее произнес он. – Смесь новую придумал, легкую очень, хотел, чтобы тетушка оценила…

– А отчего же сами во весь вечер не курили? И после тоже? – Голос Аркадия Арсеньевич прозвучал жестко и открыто подозрительно.

– Да я в последнее время все больше на сигары перехожу, вот. – Саша открыл небольшой сигарный ящичек, стоящий на столике возле него. – Для этого и смесь такую изобрел, легкую, чтобы от папирос совсем отвыкнуть. Кисет на случай, если все же не сигару, а папиросу захочется, ношу…

– А-ха! – Казалось, следователь таким ответом был весьма удовлетворен. – Ну хорошо, граф! – Голос его, казалось, слегка помягчел.

– Теперь бы мне, отвлекаясь от прямых вопросов касательно имеющегося дела, хотелось бы услышать ваше мнение вот о чем.

Кончик носа у Аркадия Арсеньевича опять весьма не вовремя зачесался, но листочка рядом не было, а руками почесать было бы некомильфо, поэтому следующую фразу следователь произнес слегка прослезившимся голосом, сильно дергая требующим внимания носом.

– Основываясь на том, что мне с приезда удалось узнать, я пришел к выводу, что в этом деле существует три основных вопроса. Причем только один из них правильно поставлен. Вот они. – Не выдержав и быстро и несолидно почесав нос, Аркадий Арсеньевич вздохнул и секунд пять помолчал для значительности.

Первое: или вы убили вашу тетушку.

Второе: или кто-то хотел убить вас.

Третье – или кто-то хотел и убил Феофану Ивановну, – и, не давая графу вставить слово, продолжил: – А кстати, граф, что за такой таинственный карточный долг на вас висит? Впрочем, можете не говорить, спасали мальчишку? – Аркадий Арсеньевич засмеялся. – Наслышан, наслышан. Да… Только вот сумма… Граф, какую сумму вы остались должны брату Софьи Павловны Зюм?