Антон Кротков - Загадка о морском пейзаже

Государь принял посетителей на открытой веранде и после чаепития пригласил Вильмонта вдвоем прогуляться по берегу. Они шли вдвоем без охраны. Монарх великой державы не скупился на слова благодарности в адрес офицера, которому он и его семья были обязаны жизнью, и обещал по возвращении в Петербург подумать о достойной его награде. Заметив вдруг промелькнувшее по лицу собеседника выражение боли, Александр III участливо спросил:

— Раны болят? Что же вы не долечились, голубчик. Я прикажу своему лейб-медику немедленно осмотреть вас.

— Нет нужды государь, я здоров. — Вильмонт смущенно запнулся. Затем смущенно признался, что ему страшно жмут ноги новые сапоги. Вначале император нахмурился, а потом от души рассмеялся. Поставив свою ногу рядом с ногой собеседника, он заявил, что у них, судя по всему, одинаковый размер ноги.

— Только мои к вашей форме не подойдут. — На императоре были простые солдатские сапоги из кирзовой кожи, которые он носил, по-простому заправляя в штаны. Поэтому царь предложил Вильмонту вернуться в дом. Там Александр III попросил своего камердинера принести его офицерские сапоги.

Эта история попала в газеты и стала широко известна. С легкой руки какого-то острого на перо немецкого журналиста к Вильмонту с той поры приклеилось прозвище «Подполковник Сапогов», на которое он ничуть не обижался, а даже гордился им, отвечая на насмешки знакомых:

— Раньше цари жаловали отличившимся подданным собольи шубы да украшенные драгоценными каменьями шапки. А мне первому за службу наградой стали сапоги. И я им рад не меньше, чем ордену. Если смогу, то и сыну своему передам столь почетную фамилию. Полагаю, она принесет ему удачу.

Лиза и ее постоянный спутник Рудольф направлялись в пролетке к зданию Департамента полиции. Им предстояло очень опасное дело. По дороге они оказались на хорошо знакомой Лизе улице. Она не была здесь очень давно, поэтому на нее нахлынули воспоминания:

— Здесь когда-то находился «Салон Мэри», знаменитый на весь Петербург бордель, — указывая своему спутнику на один из домов, ностальгически усмехнулась молодая женщина.

Поигрывая в пальцах тростью, Рудольф игриво признался:

— Как-же-с, этот адресок мне хорошо известен.

— А я здесь родилась.

Лиза призналась в этом без стеснения или бравады. Много чего пройдя в своей жизни, она давно перестала стыдиться своего прошлого.

— Хм. — Рудольф удивленно взглянул на спутницу: — Неужели?

— Да, — подтвердила Лиза. — И раз ты бывал здесь, то должен был знать мою приемную мать.

— А кто была твоя мать?

— Хозяйка салона, госпожа Мэри. Она стала мне матерью после того, как моя настоящая мать наложила на себя руки.

Вращающаяся в ладони веселого повесы трость вдруг замерла на полуобороте. Рудольф изменился в лице.

— Господи Боже! — пролепетал он, бледнея. — Уж не Софьи ли Дмитриевны ты дочь?

— Как! Ты знал и мою настоящую мать! — заинтригованно воскликнула женщина и всем телом повернулась к соседу. Однако ей не удалось более вытащить из друга ни слова. Всю оставшуюся дорогу Рудольф подавленно молчал.

На набережной Фонтанки возле дома 16 их встретил товарищ Андрей. В доме, куда они направлялись, располагался знаменитый на всю Россию Департамент полиции. Для любого революционера не было опасней места. Но Андрей вел себя как настоящий харизматичный лидер, не ведающий страха и сомнений. После недавнего ареста почти всех вождей партии при попытке обмена добытых в ходе кавказского экса денег он возглавил партию. Однако это не помешало Андрею приехать из-за границы, чтобы лично руководить налетом на секретную картотеку охранки.

— Скоро мы узнаем имена всех провокаторов, разлагающих нашу партию изнутри, — пообещал он товарищам.

Андрей несколько лет готовился к этой беспрецедентной в истории русского революционного движения акции. Ему удалось подобрать ключик к жандармскому штабс-капитану, служившему в особо секретном отделе охранки, — в ее святая святых. Это была так называемая «Книга живота» тайной полиции — практически сакральное для каждого жандарма и «охранника» место, где хранились личные дела особо ценных секретных агентов. Допуск сюда имели лишь особо проверенные сотрудники. Все служащие секретного отдела, вплоть до переписчиков и уборщиц, были надежными людьми и умели молчать.

Но были в этом здании две небольшие комнатки без окон, куда даже самым проверенным и надежным вход был заказан. В одной из этих комнат стоял огромный крупповский сейф, в котором хранились личные дела нескольких самых ценных агентов. Заходить сюда имели право только три жандармских офицера с безупречной репутацией.

Андрей потратил несколько лет на то, чтобы выяснить имена этих трех хранителей интересующего его сокровища. Из них он выбрал одного и долго изучал пристрастия и слабости нужного человека. А потом устроил знакомство офицера с красавицей-полячкой, которую специально привез в Петербург. Блестящей избалованной особе с манерами светской львицы не составило большого труда вскружить голову прежде не знавшему таких шикарных женщин честному служаке. Она ввела ухажера в круг людей и познакомила его с удовольствиями, каких он не знал прежде. Когда жандарм по уши влюбился в прекрасную полячку и уже не мог представить своей жизни без нее, капризная содержанка стала тянуть из любовника дорогие подарки и деньги. Требуемые ею вещи становились все более дорогими, а суммы — внушительными. Естественно, штабс-капитанского жалованья не могло хватить на удовлетворение запросов избалованной дамочки, но чтобы не быть брошенным, офицер стал одалживать деньги. Он увязал в долгах, как в болоте. Андрей появился на сцене в самый критический для несчастного любовника момент, когда, находясь на грани отчаяния, тот готов был застрелиться. Андрей предложил бедняге свою помощь. Так жандарм оказался на крючке у организатора старой как мир ловушки, именуемой в разведке простым словосочетанием «поймать на женщину»…

Андрей встретил Лизу и Рудольфа в жандармской форме. На улице перед зданием Департамента полиции, во дворе стояли городовые. Но троица беспрепятственно преодолела все кордоны. «Лжежандарм» показывал полицейским свой жетон, и те брали под козырек.

Здание, в которое они вошли, больше напоминало частный особняк, чем государственное учреждение. Мебель — белая с позолотой. На выложенной мрамором лестнице стояли кадки с растениями, привезенными из экзотических стран. В их ветвях щелкали канарейки.

В фойе их встретил швейцар. Андрей первым отдал ему фуражку. Он даже пошутил, что старику давно пора просить прибавки жалованья: