Валерия Вербинина - Заблудившаяся муза

Зимородков вздохнул.

– Во время ограблений женщины убивались с особенной жестокостью, – неожиданно сказал он. – Вспомните также, как была убита Ольга Верейская… Нам стало известно, что капитана несколько лет назад бросила жена… убежала с другим. Судя по всему, после этого он возненавидел всех женщин…

– Допустим, но это не объясняет, почему он выбрал в Петербурге, Самаре, Саратове и Москве именно тех, кто стал его жертвами – тем более что в семье Тоновых, насколько я помню, вообще была только одна женщина, а все прочие – мужчины. Тут должна быть какая-то связь… что-то, что объединяет этих людей. Знаете что, Александр Богданович? Пришлите-ка мне пока все материалы, я их изучу.

– Хорошо, хотя я не думаю, что нам это поможет. Понимаете, как только я понял, что ограбление Громовой – одно из многих, я первым делом стал искать связь между преступлениями, но не нашел. Есть только внешние обстоятельства – все жертвы были богаты и свои богатства хранили дома, как они полагали, в надежном месте. Еще можно говорить о некой периодичности – преступления следовали друг за другом через определенные промежутки времени, от четырех до восьми месяцев. Похоже, что банда каждый раз тщательно готовилась к следующему делу…

– Какая-то странная банда, вы не находите? – неожиданно спросила Амалия. – Один – бывший актер, другой – капитан в отставке… Кстати, его возил какой-то кучер. Вы нашли этого человека?

– Нет, Амалия Константиновна. Судя по всему, он исчез.

Однако вскоре выяснилось, что кучер Печенкина не успел далеко убежать – через несколько дней его нашли убитым на окраине Петербурга. Также был найден убитым еще один перекупщик, который помогал банде сбывать награбленное добро.

Первый перекупщик, некий Михельсон, уже седой старик, сначала склонялся к тому, чтобы сотрудничать со следствием, но тут защищать его интересы взялся чрезвычайно цепкий адвокат Курагин, и Михельсон резко изменил линию поведения. Теперь на допросах он жаловался на старость, на плохую память и уверял, что ничего не видит, не помнит и не знает.

Леденцов, выписавшись из больницы, первым делом отправился узнавать, что нового появилось в деле, и пришел к Амалии мрачный.

– Кто-то оказывает на следствие давление, Амалия Константиновна… Все наши его чувствуют. И Александру Богдановичу упорно пытаются внушить, что именно убитый Печенкин был главарем.

– Нет, – промолвила Амалия, качая головой, – это не Печенкин. Незаконная дочь Михельсона недавно переехала в богатый дом и ходит в шелковых платьях… Ее отец ничего не скажет следствию, иначе ее убьют, но и так ясно, что капитан не был главарем. Мертвец никак не мог оплатить переезд…

Гиацинт встрепенулся.

– Амалия Константиновна, вы гений! Надо узнать, кто заплатил за новое жилье для дочери!

– Что-то мне подсказывает, что это было сделано через контору Максима Васильевича Курагина, – усмехнулась Амалия. – Сам он, разумеется, знает, в чем дело, но не скажет, ссылаясь на адвокатскую тайну. Разумеется, у нас есть несколько способов выяснить правду, хотя все они, скажем так, не слишком законные.

– В интересах справедливости, – не колеблясь, объявил Гиацинт, – я готов рискнуть.

– Даже если придется подкупать слуг?

– Но, – в некотором замешательстве пробормотал Леденцов, – если надо… то тогда… конечно…

– По-моему, вы были уверены, что я изобрету какой-нибудь другой, более элегантный способ, когда Курагин будет рад сам мне все выложить, – улыбнулась Амалия. – У вас нет, случаем, знакомых в Саратовской губернии? Таких, которые были бы в курсе всех местных дел?

– У меня там живет троюродная тетка, – подумав, ответил Гиацинт. – Ужасная сплетница, по правде говоря.

– Вам придется ее навестить, – сказала Амалия. – И кое-что узнать для меня. Ответ отправите телеграфом.

– Но…

– Никаких «но», Гиацинт Христофорович. Мы действуем против очень предусмотрительного и опасного врага, поэтому либо вы со мной, либо, если хотите, возвращайтесь к Александру Богдановичу и попробуйте законным путем установить личность главаря. Только я вам сразу же говорю: ничего у вас не выйдет.

– Когда именно мне надо к ней ехать? – мрачно спросил Леденцов.

– Чем быстрее, тем лучше.

И Амалия объяснила Гиацинту, что именно ему надо было узнать.

Через несколько дней, когда Амалия для чего-то перечитывала старые газеты, ей принесли телеграмму, текст которой гласил: «Ничего общего шапочное знакомство один раз проиграл главе семьи партию в теннис».

– Вот и все, – сказала Амалия вслух. – Да, пожалуй, все.

Максим Васильевич Курагин был красавец мужчина тридцати двух лет от роду. Он принадлежал к хорошему, хоть и обедневшему роду и в свое время немало удивил светский Петербург, женившись по любви на небогатой сироте. Среди коллег он слыл умным, цепким, неразборчивым в средствах, излишне щепетильным, глуповатым фатом, красноречивым оратором и умельцем излагать одни только общие места. Истина, возможно, находилась где-то посередине, хотя в принципе между человеком щепетильным и неразборчивым в средствах лежит целая пропасть.

Надо сказать, что Максим Васильевич не любил сюрпризов и старался их избегать, поэтому, когда ему принесли письмо: «Возникли осложнения, надо срочно посоветоваться по поводу Михельсона», адвокат нахмурился.

– Эмма, кто это принес? – спросил он у служанки.

Эмма, немка по происхождению, когда-то была нянькой его жены, позже сделалась ее горничной, а потом поселилась в доме Курагина. О посыльном Эмма могла сказать немного – по ее словам, записку принес мальчик, который ушел, не дожидаясь ответа.

– Хорошо, – сказал Курагин. – Можешь идти.

Он посмотрел на часы и, хотя собирался остаться дома, стал одеваться. Судя по всему, клиент, по просьбе которого адвокат занимался защитой Михельсона, представлял первостепенную важность, и Курагин не хотел заставлять его ждать.

Выйдя из дома, адвокат взял извозчика и отправился на ипподром. Он попал как раз в перерыв между двумя заездами и, войдя в одну из лож, поздоровался с молодым, но сильно обрюзгшим человеком с капризно оттопыренной нижней губой. Адвокат сел, и мужчины о чем-то заговорили.

«Интересно, – подумал Александр Зимородков, который тоже (возможно, по совершенно случайному совпадению) оказался на ипподроме, – о чем это Курагин так живо беседует с племянником покойной Громовой? Очень, очень любопытно… Позвольте, – всполошился сыщик, – уж не этот ли племянник унаследовал после убийства все капиталы генеральши?»

Как видим, Амалия оказалась вовсе не единственной, кому было интересно узнать имя нанимателя изворотливого адвоката. Александр Богданович не выпускал Максима Васильевича из виду, и встреча Курагина с наследником убитой Громовой показалась Зимородкову чрезвычайно подозрительной.