Валерия Вербинина - Заблудившаяся муза

– Это все? – со скучающим видом спросил Курагин. – Простите, сударыня, но я собираюсь ужинать, и если вы верите, что я зальюсь слезами и стану каяться в том, чего не совершал…

– Разумеется, нет, – сказала Амалия, пытаясь уловить на этом красивом, равнодушном лице с усиками-стрелками хоть какое-то подобие волнения. – Я просто хотела, чтобы вы поняли: я все знаю. Вы вовремя избавились от своих сообщников и нашли средство воздействия на Михельсона, который никогда не допустит, чтобы его дочь пострадала. Но вы остаетесь на заметке, и если вы еще раз преступите закон… берегитесь, Максим Васильевич.

– Кажется, вы мне угрожаете? – Адвокат покачал головой. – Полно вам, госпожа баронесса. У вас нет никаких доказательств… иначе здесь были бы не вы, а ваши знакомые из сыскной полиции.

– Максим!

Дверь приотворилась, на пороге показалась молодая темнокудрая женщина. Она излучала очарование, и, хотя превосходно сшитое платье скрадывало линии, было заметно, что дама находится по крайней мере на шестом месяце. Адвокат посмотрел на нее с нежностью.

– Дорогая, познакомься с баронессой Корф, которая оказала нам честь своим визитом… Госпожа баронесса только что рассказала мне об одном крайне трудном, но интересном деле. Сударыня, это Ольга Антоновна, моя супруга…

Он улыбался, его лицо потеплело. «Щучья холера, – подумала потрясенная Амалия, – похоже, она действительно его «дорогая…» Тот же самый человек, который так хладнокровно замышлял и осуществлял убийства… До чего же широкая личность этот месье Курагин! Покажи любому постороннему его с женой – всякий умилится и скажет, что это самая гармоничная пара на свете…»

С любезностью, граничившей с издевкой, адвокат предложил Амалии остаться на ужин, но она отказалась.

– Мне искренне жаль, что я не могу вам помочь, поверьте, – с тонкой иронией заключил Курагин. – Передавайте господину Чигринскому мои наилучшие пожелания. Я слышал, он сочиняет балет – в добрый час! Моя жена уже просила меня, чтобы я непременно взял билеты на премьеру…

И он улыбнулся так искренне, так сердечно, что Амалия какую-то долю мгновения была почти готова поверить, что он не лгал, а она заблуждалась. Не было ни сведения счетов со старыми врагами, ни партии в теннис, ни убитых свидетелей, ничего…

Увы, она проиграла, и все, что она могла – это бросить правду ему в лицо. У нее не было доказательств, и он это знал.

Впрочем, она еще могла рассказать обо всем Зимородкову, что она и собиралась сделать в ближайшее время.

– Амалия Константиновна, – серьезно промолвил Зимородков, – простите меня, но вы сделали это совершенно напрасно. Неужели не было никакого способа заставить его выдать себя?

– Боюсь, что нет. Благодаря своему положению адвоката он знал все о том, какие улики находятся у вас на руках, кого вы подозреваете и почему. Не обольщайтесь, господа: он переиграл нас.

– И тем не менее я считаю, что вам, Амалия Константиновна, не следовало фактически предупреждать Курагина. Теперь доказать его вину будет действительно невозможно.

– Вы тоже осуждаете меня, Гиацинт Христофорович? – спросила баронесса Корф.

Они сидели в одной из гостиных ее особняка. Было глухо слышно, как наверху кто-то музицирует – это Чигринский играл Нередину на зеленом рояле уже написанные куски для балета.

– Я думаю, что понимаю, зачем вы так поступили, – помедлив, признался печальный сыщик. – Максим Васильевич слишком долго оставался безнаказанным.

Амалия кивнула.

– Вот именно, зато теперь, когда он точно знает, что вы его подозреваете, он поостережется вас провоцировать. Не исключено, что это поможет нам спасти чью-то жизнь, потому что именно безнаказанность подталкивает преступника совершать преступления снова и снова.

– И все же я считаю, что вы должны были прежде всего рассказать мне, – упрямо повторил Зимородков.

– Вот как? У вас есть на него что-нибудь? Серьезные доказательства, которые вы можете предъявить присяжным? Ну же, Александр Богданович!

– У меня ничего нет, – мрачно признался чиновник. – Мне поступил недвусмысленный приказ завершить следствие. А еще мне намекнули на то, что во Владивостоке тоже очень нужны толковые полицейские, и я могу туда отправиться, если не стану подчиняться.

Некоторое время все молчали, прислушиваясь к доносящейся сверху музыке.

– Не могу поверить, что он останется безнаказанным, – подавленно признался Гиацинт. – Как мой отец, который…

Он оборвал себя и страдальчески поморщился.

– Я думал, ваш отец в психиатрической больнице, – удивился Зимородков.

– Да, но мама давно в земле, а он жив, здоров и по-прежнему ест и пьет за двоих… Это несправедливо.

Так как Амалия не была сейчас в настроении дискутировать по поводу справедливости (и, кроме того, понимала, что ничего нового она все равно сказать не сможет), она поднялась с места, подошла к комоду и извлекла оттуда небольшую книгу.

– Кстати, Гиацинт Христофорович… Это вам. Небольшой подарок, если угодно…

Леденцов посмотрел на хозяйку дома, на книгу и взял том в руки. Это был роман, изданный лет тридцать тому назад – «История храброго рыцаря Гиацинта, который объездил весь свет, борясь со злодеями, и о том, как он взял в жены чужеземную принцессу». Титул уверял, что книга является переводом с итальянского, но, как заметила Амалия, роман, судя по стилю и оборотам, сочинил какой-то отечественный автор, согласившийся на иностранный псевдоним для того, чтобы его творение лучше расходилось.

– А я и забыл, что он был рыцарь, – вздохнул Гиацинт. – Я так давно не видел эту книгу – по правде говоря, даже не думал, что сумею ее отыскать… – Его щеки порозовели, он прижал книгу к груди. – Благодарю вас, сударыня.

И все трое отправились в музыкальную комнату слушать Чигринского, по молчаливому уговору решив больше не упоминать о делах.

– Там, где замок феи превращается в место заточения принца, нам понадобится сложная декорация, – говорил поэт. – Я уже попросил, чтобы из Москвы вызвали Вальца.

– А? – рассеянно спросил Чигринский. – Кто такой Вальц?

– Карл Федорович – лучший мастер по декорациям и сложным эффектам, – объяснил Нередин. – Вот он и займется ими в нашем балете.

– «Наш балет», до чего я дожил! – гремел Чигринский, подбирая на рояле мелодию. – Нет, не то… Вот, послушай… Понимаешь, что это такое? Я отыскал настоящие танцы того времени, средневековую музыку, чтобы стилизовать под нее некоторые мелодии – не весь балет, конечно, потому что искусство ушло с тех пор далеко вперед, но кое-где… тонкие штришки, понимаешь… И хотя ни один баран… простите, госпожа баронесса… ни один человек в публике не поймет, что я имел в виду… кто-нибудь когда-нибудь почувствует, что я хотел сказать…