Франческо Фьоретти - Тайная книга Данте

— Наконец продвинемся еще на полтора года вперед, и мы увидим слева 5–5–1.

Остаются еще две возможные фигуры, где можно использовать слово ROTAS из последней строки, с единицей на «О» и «А». Первая фигура дает комбинацию 1–5–5, а вторая — 5–1–5. Но 5–5–1 нигде не повторяется, поэтому, скорее всего, именно эта цифра и указывает на конкретное место, где находится заветное убежище. Если предположить, что легенда о хранимом тамплиерами ковчеге не выдумка, то таким образом можно легко установить, где он может находиться. Именно последовательность 5–5–1, которая воплощает в себе стремление к единству, указывает нам на букву «О» в слове AREPO по горизонтали и в слове ROTAS по вертикали, то есть на северо-восток…

Джованни взял ларец и положил правую руку на мраморные буквы. Он нажал на те, что на рисунке Бруно обозначали края пятиконечной звезды: средний палец лег на букву «Т» в слове SATOR, указательный и безымянный нажали буквы «О» и «А» в слове ROTAS, а большой палец и мизинец — «А» и «О» в слове AREPO. В замке что-то щелкнуло, и крышка открылась. Они заглянули внутрь. На дне лежали несколько страниц старой рукописи, на первой было написано: « Рай. Песнь XXI». От волнения Антония с трудом владела собой. Она бережно достала из шкатулки сложенные листы и принялась дрожащим голосом читать неподражаемые строки великого поэта:

Ее слушатели вполне разделяли восторг поэта, ибо чувствовали себя на седьмом небе от радости. «Так вот что Данте считает счастьем, — подумал Джованни, — для него это бесконечная любовь к жизни, любовь к миру, к женщине, которую он боготворит. Если в восемнадцать лет ты встречаешь девушку и понимаешь, что именно она — твоя единственная любовь, ты робко улыбаешься ей и видишь, что она улыбнулась в ответ, — тогда ты чувствуешь себя словно дерево, в которое попала молния. От тебя остается лишь обгоревший оголенный ствол. Потому что в этом возрасте все настолько хрупко, настолько тонко, что ты еще не можешь справиться с ощущением огромного, льющего через край счастья. И некоторые чувства действительно способны испепелить тебя, словно Юпитер Семелу».

На глаза сестры Беатриче навернулись слезы, она крепко обняла Бруно, а затем Джованни.

— Он это сделал! — воскликнул маленький Данте. — Это сделал Джованни! Он такой умный, да, тетя Антония?

И Джованни подумал, что, в конце концов, быть отцом не так уж и сложно. Он понял, что, видимо, не так уж и важно соответствовать образу идеального отца, который дети так любят придумывать. Данте ждал этой встречи так долго, что готов принять его таким, каков он есть.

— Джованни, у меня есть к тебе разговор, — произнесла сестра Беатриче.

— Я знаю, — ответил он, — но я хочу сначала поговорить с моим сыном. Наедине.

Отец и сын направились в спальню. Нетрудно представить, о чем они там говорили. Когда Джованни вернулся в кабинет, мальчик спал у него на руках, положив голову на плечо отца. Он был тяжелый, но Джованни тихо нес его на руках. Он мечтал искупить свою вину.

Рассказывают, что с одним весьма достойным жителем Равенны по имени Пьетро Джардини, верным поклонником гения Данте, приключилась вот какая история.

…Однажды ночью, ближе к рассвету, пришел к нему вышеупомянутый Якопо и поведал, что видел во сне своего отца. Данте стоял в белоснежных одеждах, и лицо его светилось каким-то нездешним светом. Затем он подошел к нему, взял за руку, отвел в свою бывшую спальню и указал на стену. <���…> Хотя до рассвета было еще далеко, они вместе отправились в дом поэта и принялись искать указанное место. На стене висела кожаная циновка; осторожно откинув ее, они обнаружили в стене потайную нишу, о существовании которой не знал до сих пор никто из родственников поэта; в этой нише оказалась рукопись, которая уже покрылась плесенью от соприкосновения с влажной стеной. Это были те самые тринадцать песен Рая, которые все так долго искали.

Таким вот образом мы обрели великое произведение Данте в законченном виде.

Зима в Равенне — это замерзшие капли дождя в облаке густого тумана, застывшие в воздухе и похожие на стеклянную крошку. Каждое утро раскинувшаяся под окнами олива роняет мелкие ледяные слезинки, и дом стоит, впитав в себя весь холод и влагу морозной ночи. Кажется, что и дом, и олива, затерявшиеся среди пустынных полей, печально свидетельствуют о наступлении конца времен и пророчат, что зима будет длиться вечно… В темноте д о ма все истории кажутся погребенными заживо, запечатанными навсегда, словно послание в бутылке. Нужно постоянно ворошить угли и поддерживать в камине огонь, чтобы сохранить даже самую малюсенькую выжившую искорку, спасти эти крохотные проблески света и тепла. К счастью, после того, как сестра Беатриче рассказала родным о находке, обретенные песни поэмы хорошо согревали сердца обитателей дома. Теперь нужно было придумать, как объявить о них остальному миру, чтобы люди не приписали авторство сыновьям Данте. Тогда Якопо придумал невероятную историю о ночном видении, которой, слава тебе господи, оказалось вполне достаточно. Незадолго до рассвета он направился прямо к Пьетро Джардини и с криками «Скорее, скорее!» рассказал ему о видении. Затем они оба побежали к дому поэта. Известно, что вещие сны, отражающие самую суть вещей и открывающие завесы таинственного, снятся человеку ближе к рассветной поре, когда другие, навеянные дневными заботами, уже отошли. Якопо рассказал, как во сне ему явился отец, лицо которого светилось райским светом, и свет этот был таким ярким, что вынести его было почти невозможно. Он указал ему на тайное место за своей кроватью, где он спрятал последние страницы поэмы, продиктованные ему голосом свыше. Рукопись лежала в секретной нише, и сырость влажных, покрытых плесенью стен уже подбиралась к ее страницам.