Клод Изнер - Мумия из Бютт-о-Кай

Нестор занимался закупками, подсчитывал выручку, забирая из нее сумму, причитавшуюся ему на табак и мелкие расходы, а Аделаида готовила еду, мыла посуду и убирала. Если по случаю праздника или свадьбы клиентов было слишком много, они нанимали еще одного работника, но обычно справлялись сами, и ссоры между ними случались редко: со своей спасительницей Нестор вел себя смирно.

— Булки? Сколько нужно?

— Хватит десятка, со вчерашнего дня еще остались, я их слегка обжарила. Сейчас мало народу. Ах, да! Еще возьми фунт сала и три десятка яиц, пусть матушка Блондо запишет на наш счет.

Он ушел, и Аделаида вздохнула с облегчением. Наконец-то она осталась одна. Можно проветрить комнату и принарядиться. Она быстро справится с блюдом дня, это будет омлет с ветчиной. Она уже направилась к лестнице, когда в заведение вошли двое мужчин, непохожих на ее обычных посетителей.

— Мадам Аделаида Лезюер? Мы друзья Александрины Пийот, — заявил более элегантный.

— Мы с трудом вас нашли. К счастью, ваш ресторанчик широко известен, и нам наконец указали нужное направление, — добавил тот, что помоложе.

— Что ж, здравствуйте, господа. Мы виделись с Александриной на прошлой неделе, в то самое утро, когда один чудак выменял у меня карпа на антрекот.

— У нас для вас плохая новость, — понизил голос Виктор. — Позавчера мадам Пийот покончила с собой. Она повесилась.

Аделаида Лезюер ахнула, всплеснула руками, задев при этом буфет, и вскрикнула — на сей раз от боли.

— Да что вы говорите! Не могла она совершить такую глупость! Александрина любила жизнь, да и побоялась бы гореть в аду!

— Увы, такова действительность. Простите, а что у вас с рукой? — спросил Виктор.

— Я порезалась, когда чистила карпа в тот самый четверг. Александрина приходила сюда каждые две недели, как часы. И тут какой-то тип, с виду настоящий голодранец, предложил мне огромную рыбину в обмен на обед и бутылку красного вина. Александрина сидела за стойкой, попивая кир, [73] Кир — смесь белого вина и ликера из черной смородины. и ждала, когда приготовится мясо под белым соусом. Было одиннадцать, в заведении почти никого, а мне предстояло в обед кормить каменщиков-итальянцев. Когда тот тип предложил мне карпа, Александрина прошла со мной на кухню и понюхала рыбину, чтобы проверить, не протухла ли она. Она обожает жареную рыбу, и я пригласила ее пообедать со мной и моим ненаглядным Нестором, как только обслужу рабочих.

— Тогда вы и порезались? — поинтересовался Виктор.

— Ну да. Александрина перевязала мне палец платком, Нестор не выносит вида крови. Довольно странно, учитывая его прошлое. Александрина занялась рыбой вместо меня, я пошла в зал, а потом вернулась на кухню. «Посмотри-ка сюда!» — воскликнула Александрина. Оказывается, когда вспорола карпу брюхо и хотела выпотрошить, она нашла у него в желудке что-то вроде полотняного мешочка. Мы его разорвали, и внутри оказалась крохотная записная книжка, исчерканая какими-то непонятными буквами и цифрами.

— Надеюсь, вы ее выбросили! Такие находки приносят несчастье, — сказал Жозеф.

— Александрина предложила мне за нее сто су, сказав, что книжечка напомнила ей тетрадки, какие мы в детстве мастерили, когда играли в школу. Я и согласилась. А в том, что карп проглотил эту штуковину, я не вижу ничего удивительного, эти бестии хватают все подряд!

— Но где же тот бродяга поймал свою рыбину?

— Мы пытались его расспросить, но он был уже сильно пьян. Болтал что-то бессвязное о проклятом доме, о чудище на пруду… Мой Нестор считает, что речь шла о заброшенном поместье недалеко отсюда. Может, и так. Мы все тут не можем дождаться, чтобы его снесли! Люди побаиваются туда ходить, говорят, по ночам там светятся болотные огни. Короче, двое каменщиков схватили бродягу под мышки и выпроводили отсюда. Я не приваживаю пьянчужек, это портит репутацию заведения. Он прикорнул на скамейке, а часа через два, когда Нестор вышел купить табака, там уже никого не было. Ох, бедняжка Александрина! — Аделаида пригорюнилась и даже промокнула глаза фартуком, но коммерческая жилка взяла верх над горем, и она предложила гостям выпить по глоточку. Виктор заказал вермут, Жозеф — бокал вина.

— А что если бродяга выловил рыбу в Бьевре? — предположил Жозеф.

— Вы смеетесь! Это не река, а сточная канава, если учесть, сколько дряни туда сливают дубильные цеха! Мы бы не смогли проглотить ни кусочка такой рыбы, а эта была просто объеденье.

— Архангел предположил, что бродяга стащил рыбину у торговца, но тот клялся, что это не так, — вмешался в беседу плотный коренастый мужчина, внося в ресторанчик картонную коробку.

— Познакомьтесь, это Нестор. Нестор, эти господа — друзья Александрины. Ты только вообрази: она повесилась!

Нестор Бельгран свернул себе папироску и, склонившись к Аделаиде, прошептал ей на ухо:

— Осторожно! Это, возможно, дознаватели из полиции.

— А кто такой Архангел? Один из ваших посетителей? — спросил Виктор.

— Ну да, можно и так сказать. У него мастерская в двух шагах отсюда — настоящий рай с настоящими святыми!

— Он что, монах? — удивился Жозеф.

— Нет, он отливает гипсовые статуи святых, которыми украшают часовни, — объяснила Аделаида, не замечая выразительного взгляда Нестора. — Он и сам рыбак, любитель уклейки. Как только выдается свободная минутка, закидывает удочку в Лa Варенн.

— И где же находится его рай?

— Посреди улицы Мишаль, вы сразу увидите.

Виктор и Жозеф попрощались.

— Успокойся, Ненес, — сказала Аделаида Нестору, — эти не из полиции, тех я за версту чую, от них у меня сразу крапивница начинается. А тут ни одного прыщика!

В этом пригороде Парижа не было добротных каменных домов, только покосившиеся хибары, часто столь плотно заселенные, что двоим-троим жильцам приходилось делить одну кровать. Улицы были едва намечены среди наделов земли, в летнюю пору засеянных пшеницей и маком. Зная, что нищета и преступность часто идут рука об руку, Жозеф шел осторожно, озираясь по сторонам. Виктор же думал о том, что здесь, на узких улочках, больше похожих на тропинки, вдоль которых располагались забегаловки, бакалеи и фруктовые лавки, можно сделать неплохие фотографии торговца ослиным молоком, продавцов метел и скребков или точильщика.

— Починка старых ведер, кузнечных мехов, зонтов! — заорал лудильщик в дырявом берете, когда они подошли к улице Мишаль.

В углу двора, заваленного мешками с гипсом и бревнами, стояли, словно на посту, Святой Николай и Святая Роза Лимская, сработанные из какого-то белого с желтоватым отливом материала. Над потрескавшейся дверью висела табличка:

Виктор и Жозеф вошли и увидели двух подростков, которые переносили от стеллажа к ящику статуэтки разного размера под присмотром парня, развалившегося на соломенном тюфяке.