С. Пэррис - Пророчество

У Говарда не нашлось для молодого человека улыбки, он нетерпеливо хрустел пальцами и безо всякой преамбулы задал главный вопрос:

— Так как там королева, Трокмортон?

Разумеется, его интересовала другая королева, кузина Елизаветы, Мария Стюарт, которую здесь считали законной наследницей английского престола, единственным рожденным в католическом браке отпрыском династии Тюдор. Ее поддерживает Католическая лига Франции во главе с герцогом Гизом (он приходится Мэри не то дядей, не то кузеном по материнской линии), за нее стоят католические вельможи Англии, ибо в Англии все складывается не в их пользу, и они собираются у Кастельно за столом, и ворчат, и призывают сделать наконец что-нибудь. Одна беда: Мэри Стюарт в данный момент ничем не правит, в Шотландии царствует ее сын Иаков VI под бдительным присмотром Елизаветы, а Мэри сидит в заключении в Шеффилдском замке, сидит и вышивает, или что там положено делать женщине, только бы мятеж не затевала. По правде говоря, эта суровая мера лишь умножила число заговорщиков, собирающихся под знаменем Марии Шотландской по обе стороны Ла-Манша.

Трокмортон уперся обеими руками в стол, распластал ладони, еще раз внимательно оглядел всех, сидевших за столом, и подобрался, словно собираясь произнести торжественную речь, хотя застенчивая улыбка выдавала неопытность оратора.

— Ее величество королева Мария поручила мне передать вам, что ее весьма ободрили приветы и добрые пожелания, полученные от друзей из Лондона и Парижа, в особенности же те пятнадцать сотен золотых крон, которые господин посол столь щедро уделил для вящего комфорта ее монаршей особы.

Кастельно склонил голову — сама скромность.

Говард выпрямился, поглядел недоверчиво:

— Вас допустили к ней?

— Нет, — виновато признался Трокмортон. — Я говорил с одной из ее дам. Уолсингем запретил допускать к королеве посетителей.

— Но письма она получает?

— Все послания, что приходят официальным путем, ее тюремщики прочитывают. Но через ее дам я передавал ей и получал от нее письма втайне. Они их в белье прятали. — Юноша отчаянно покраснел на этих словах и заторопился дальше: — Королева уверена, что до этой ее корреспонденции стражи еще не добрались. И ей разрешено иметь книги, — продолжал он, бросив на Говарда многозначительный взгляд. — И вас, милорд Говард, она особо просила переслать ей экземпляр новой книги против распространившихся пророчеств. Она возымела сильное желание прочесть ваше сочинение.

— К следующему вашему обмену письмами она ее получит, — пообещал Говард, откинулся на стуле и заулыбался, явно довольный.

— Еще ей очень бы хотелось получить известия о своем сыне. — Трокмортон с надеждой перевел взгляд на Дугласа и Фаулера. — Узнать, что на уме у нынешнего короля Шотландии.

Раздался короткий, невеселый смешок Кастельно.

— Да разве мы все не хотели бы это знать? На чьей стороне будет юный Джеймс, когда уж он наконец определится с выбором? — Француз подчеркнуто, преувеличенно пожал плечами.

— Он что, совсем матери не пишет? — нахмурился Говард.

— Пишет, но редко, — ответил Трокмортон. — И пишет столь запутанным дипломатическим языком, что разгадать его намерения она не в силах. Королева опасается, что ее сын обратил свою преданность не на тех, на кого следовало бы.

— Королю Иакову семнадцать лет! — Фаулер вмешался в разговор тихим, но таким авторитетным голосом, что все подались ближе, вслушиваясь в его слова. (Молодой шотландец одет просто, никаких брыжей, лишь воротник рубашки выглядывает из-под коричневого шерстяного камзола; мне это нравится, пусть это и не главное в человеке, но щеголям я не доверяю.) — Он только что высвободился из-под власти регентов. Семнадцатилетний юноша, только что вкусивший независимости, он вряд ли с охотой вручит поводья своей матери. Потребуется более убедительный стимул, нежели сыновний долг, чтобы привлечь его на сторону королевы. Не говоря уж о том, что в последний раз они виделись, когда Джеймсу не было и года. Королеве угодно верить в природные узы, но Джеймс-то понимает, что от царствующей королевы ему больше выгоды, чем от королевы в узилище.

— И тем не менее месье Трокмортон может сообщить королеве Марии, что в этот самый момент ее сын принимает при своем дворе посланника герцога Гиза, — перебила речь Фаулера мадам де Кастельно, поглядывая кокетливо из-под бахромы ресниц. — И сей посланник предложит ему дружбу Франции в случае, если Иаков признает и постарается исполнить свой сыновний долг.

Со всех концов стола послышалось изумленное бормотание. На миг лицо Кастельно перекосил гнев — еще бы, он впервые слышит о французском посланнике при дворе Иакова, и подумать только, теперь от имени Франции ведут переговоры Гизы, — но прямо у меня на глазах посол обуздал свое недовольство. Сказывается профессиональный опыт. Он не станет прилюдно выговаривать жене, а та и не смотрит на мужа, но в складках ее губ, хотя глаза вновь скромно потуплены долу, угадывается торжество.

— Так или иначе, — бодрым голосом заговорил посол, будто и не слышал, о чем до сих пор шла речь, — есть все основания полагать, что в скором времени удастся заключить договор, по которому королева Мария обретет свободу мирным путем и воссоединится с сыном, а Франция сможет сохранить дружеские отношения как с Англией, так и с Шотландией.

— Договор! К черту договор! — Резко отодвинувшись вместе со стулом, Генри Говард с такой силой врезал кулаком по столу, что мы все — уже не в первый раз — подскочили на месте.

Свечи уже почти догорели, и тень Говарда не только дрожит и скачет на панели позади него, но и крадется к потолку, нависает над столом, точно чудище из детских сказок.

— Во имя Христа, время переговоров давно миновало. Или вы не понимаете этого, Мишель? — вскричал Говард и обеими руками уперся в стол, приблизил лицо к лицу посла, в то время как секретарь Курсель, беспомощно взмахивая руками, умолял его приглушить этот опасный для заговорщиков рев. — Вы так удобно устроились при английском дворе, что уже и не чуете, куда нынче ветер дует в Париже?

— Король Франции все еще надеется заключить политический союз с королевой Елизаветой, и моя обязанность — постараться подготовить этот договор, ибо я представляю его интересы, — сдержанно ответил Кастельно.

Говард не собирался подражать его сдержанности:

— Французский народ отвергает соглашение с еретичкой, и королю Генриху это хорошо известно. Он уже чувствует, как у него за спиной поднимается мощь Католической лиги. Никаких больше договоров, брачных предложений, никаких усилий, чтобы угодить самозванке Елизавете и свести с ней дружбу! Нам остался один лишь путь! — И он еще разок от души треснул по столу, аж тарелки задребезжали.