Евгений Сухов - Марьяжник

– Я вас понял. Можете быть спокойны, – ответил Звонарев и, раскланявшись, покинул кабинет князя, легко придерживая малиновый саквояж правой рукой.

Не в его правилах было откладывать дело в долгий ящик, но для начала нужно было составить план действий…

От великого князя Степан прямым ходом отправился с визитом к князю Рушанскому. Его приняли. Не то чтобы он находился с Константином Макаровичем на короткой ноге, но два или три раза за последние пять месяцев ему доводилось бывать в доме князя вместе с Корниевичем. А последний раз они и подавно виделись с Рушанским два дня назад на похоронах Кирилла Александровича…

– Очень рад, Степан Германович, очень рад, – Рушанский славился природным дружелюбием и гостеприимством. – Меня редко кто посещает, особенно в последнее время. Положение в обществе – штука непостоянная. Ну да это я так, к слову. А вы по делу ко мне или так, мимоходом?

– По делу, Константин Макарович.

Звонарев опустился на предложенный ему стул. Выражение лица его было предельно серьезным. Рушанский тоже нахмурился, принимая сосредоточенный вид.

– Иного я и не ожидал, – признался он. – Итак?.. Что за дело привело вас ко мне?

– Все то же, Константин Макарович, все то же. Общее дело нашего кружка. Вернее, одно крайне важное, как мне кажется, обстоятельство. На похоронах Кирилла Александровича я, увы, не имел возможности перекинуться с вами и полусловом. А между тем разговор у меня к вам серьезный.

– Что же это?

– Накануне своей кончины генерал вручил мне кое-какие бумаги… Да, в общем-то, и не бумаги это вовсе, – Звонарев понизил голос до шепота и вроде как невольно покосился в сторону незапертой двери. – Это чистые листы за подписью генерала и с его печатью. Он велел мне сохранить их…

– Как? И вам тоже? – искренне удивился Рушанский.

– Да-с.

– А разве?.. – Взгляд князя неожиданно сделался испытующим и в некотором роде настороженным. – Разве вы входите в круг посвященных, Степан Германович?

– В некотором роде, – уклончиво ответил Звонарев. – Вам ведь наверняка известно, Константин Макарович, что нас с генералом связывает весьма давнее знакомство…

– Да, он упоминал об этом.

– Так вот, Кирилл Александрович мне многое объяснил. Далеко не все, конечно, скрывать не стану, но вы ведь понимаете… постоянная нехватка времени. Я должен был быть посвящен на ближайшем заседании кружка…

– В эту пятницу? – подобрался Рушанский.

– Именно.

– Однако… – Настороженность Константина Макаровича сменилась задумчивостью, – я ничего не знал об этом… Стало быть, в пятницу вы будете?

– Непременно буду. Только… – Звонарев вновь покосился на дверь. – Как же относительно бумаг, Константин Макарович? Я ведь не в полной мере, да и вообще…

Он замолчал, ожидая, что скажет собеседник, но Рушанский сидел в состоянии все той же напряженной задумчивости и не произносил ни слова. Наконец он решительно поднялся с дивана и прошел к огромному, в полстены, секретеру.

– Я снабжу вас запиской, Степан Германович, – пояснил он. Взяв перо и бумагу, князь живо подсел к столу и принялся быстро писать. – Отправляйтесь с этой запиской к Антону Антоновичу. Вы знакомы?

Звонарев ничем не выдал охватившего его внутреннего ликования. Все складывалось так, как он и рассчитывал.

– Я много слышал об этом человеке, – только и ответил он.

– Вот и прекрасно, – Рушанский продолжал писать. – Передайте ему эту записку от меня, и он вас примет. Может быть, не сегодня, но до пятницы обязательно. Ему и надлежит передать бумаги, оставленные вам на хранение покойным Кириллом Александровичем.

– Сделаю все, как вы говорите, – покорно отозвался Звонарев.

Рушанский закончил писать, поднялся из-за стола, сложил записку в четыре раза, предварительно помахав ею, чтобы чернила высохли, и протянул ее визитеру.

– Отправляйтесь сейчас же, – напутствовал он Звонарева. – Антон Антонович должен быть у себя. Адрес я указал на обороте.

Степан учтиво поклонился, спрятал записку в карман и, подхватив саквояж, направился к выходу.

Того, что история с бумагами, которых у него не было, выйдет наружу и вызовет определенные подозрения, он не боялся. На заседании кружка в будущую пятницу, где Звонарев действительно собирался присутствовать, исполняя вторую часть полученного от великого князя задания, он прямо и открыто заявит, что бумаги были переданы Сербчуку при их личной встрече. А подтвердить или опровергнуть его слова к этому моменту уже будет некому. Антон Антонович будет убит. Вернее, с ним произойдет несчастный случай. Недоразумение. Увы и ах!..

Уже сидя в пролетке и улыбаясь собственным потаенным мыслям, Звонарев развернул записку, составленную князем Рушанским, и бегло прочел ее.

В записке говорилось следующее:

«Дорогой Антон Антонович!

Убедительнейшим образом прошу вас принять и выслушать человека, обратившегося ко мне по протекции покойного Корниевича, Звонарева Степана Германовича, о котором вы, должно быть, уже слышали все от того же генерала. Уведомляю вас также о том, что на руках господина Звонарева имеется часть известных вам бумаг, оставленных Корниевичем на случай возможного осложнения ситуации. Господин Звонарев намерен передать вам их лично.

С глубочайшим уважением и безмерной симпатией к вам князь Р.».

Звонарев прочел записку еще дважды, а затем приказал извозчику доставить его на Гороховую, где и находилась нанятая Степаном квартира. Содержание записки Рушанского натолкнуло его на определенные мысли. План устранения губернского чиновника Антона Антоновича Сербчука стал принимать видимые очертания. Во всяком случае, Звонарев уже знал, как и от чего ему следует отталкиваться. Весьма кстати припомнился и недавний разговор с Кириллом Александровичем, состоявшийся менее месяца тому назад. Память никогда не изменяла Звонареву, вот и сейчас он вспомнил, как генерал обмолвился в том самом разговоре об одной из пассий Антона Антоновича, проживающей на Васюкова. Речь шла о том, чтобы провести очередную встречу как раз на квартире этой дамы. Кажется, ее звали Анна. Фамилии Корниевич не упоминал. Но это Звонареву было и не нужно. Равно как и адрес этой особы. Достаточно было самого наличия тайного пристрастия Антона Антоновича. Дело оставалось за малым – слегка изменить содержание записки, адресованной Рушанским Сербчуку. Именно этим Степан и намеревался заняться по прибытии к себе на Гороховую…

Умение подделывать почерк, имея непосредственно перед глазами образец руки писавшего, также относилось к числу уникальных способностей Звонарева. Эти способности он не раз применял на практике. В том числе и в России, когда столь удачно была проведена операция с самоубийством господина Доронина. Предсмертная записка Доронина была делом рук Звонарева.