Валерия Вербинина - Путешественник из ниоткуда

– Предупредительность нашего противника просто изумительна, – покачала головой Амалия. – Который час?

– Двадцать минут одиннадцатого.

– Прекрасно. Посидим еще минут десять, а потом пойдем. Я недаром выбрала именно этот ресторан – неподалеку находится особняк Рубинштейна.

– Вы по-прежнему намерены принять участие в игре? – не удержался я.

– Вы чрезмерно все усложняете, господин Марсильяк. – Амалия взглянула на меня иронически. – На самом деле все очень просто: либо я выигрываю и получаю чертежи, либо проигрываю и не получаю ничего.

– А если Рубинштейн солгал нам?

Амалия пожала плечами.

– Тогда он пожалеет, что родился на белый свет, – сказала она с такой простотой и убедительностью, что я невольно поежился. – О, вот и кофе несут. Допьем – и двинемся в путь.

По-прежнему считая, что баронесса не права и что идти на поводу у авантюриста и человека заведомо бесчестного – истинное безрассудство, я все же восхищался целеустремленностью Амалии Корф, ее непоколебимостью и готовностью поставить на карту буквально все, если понадобится. Тогда я еще не подозревал, что ставки окажутся гораздо выше – настолько высоки, что игра приобретет другой смысл и совершенно другое значение.

Я допил кофе, подал руку Амалии, и мы направились к выходу. Краем глаза я заметил, что незнакомец в цилиндре остался за своим столом и не сделал попытки последовать за нами. Разгадка его поведения оказалась достаточно простой: снаружи нас поджидал второй господин. Двигаясь за нами на расстоянии десяти шагов, он проследил, чтобы мы добрались до особняка Рубинштейна, никуда не сворачивая на своем пути.

Было еще достаточно светло. Город закутался в белую ночь, как в легкую шаль, и фонари отбрасывали мягкий, рассеянный, кружевной свет. Чем ближе мы подходили к назначенному месту встречи, тем сильнее я сомневался в успехе нашей затеи. Я машинально замедлил шаги и обернулся, ища в толпе нашего соглядатая. Он ухмыльнулся, приподнял цилиндр. У него была испитая физиономия мелкого жулика, и мне мучительно захотелось огреть провожатого по затылку, чтобы стереть с его лица дерзкую усмешку.

Прохожих в тот час было еще много – навстречу нам шли мастеровые, женщины со стертыми усталостью лицами, двое или трое гуляк, которые едва держались на ногах, офицер с поднятым воротником... В черной воде канала дробился и дрожал лунный свет, на перекрестке городовой отчитывал извозчика, который опрокинул пролетку. Лошадь лежала на дороге, тяжело дыша, и бока ее мерно раздувались и опускались. Когда мы проходили мимо, она повернула голову и проводила нас таким осмысленным, почти человеческим взглядом, что поневоле мне стало не по себе.

Запахло дешевыми духами, тень в более чем открытом платье отлепилась от стены и засмеялась, но тотчас же заметила, что я со спутницей, и вновь провалилась в ночь. Быстрой походкой нас обогнал спешащий куда-то чиновник, хор певчих под предводительством осанистого дьякона заколыхался мимо и свернул к небольшой церкви. Я ощутил капли дождя на своем лице и смахнул их рукавом.

– Нам сюда, – сказала Амалия.

Огромный, выстроенный покоем [49]особняк бесстыдно глядел на нас своими незашторенными желтыми окнами. Парадная дверь была распахнута настежь, к подъезду то и дело подкатывали щегольские коляски и ландо.

– Вы не передумали? – спросил я у Амалии.

Молодая женщина отрицательно покачала головой.

Волны света, на всех лестницах – мягкие ковры, вдоль перил – цветы, выписанные из Ниццы. Здесь было все, о чем мечтает скромный мещанин вечерами в своей плохонькой, продуваемой ветрами квартирке, которую он делит с семьей, клопами и мышиным выводком, прочно обосновавшимся под полом. Тяжелые сверкающие люстры, картины на стенах, фонтан из шампанского посреди зала, вышколенная прислуга, а женщины... Ах! Почти все они были слишком молоды, слишком красивы и слишком уверены в себе, чтобы быть порядочными.

Человек Рубинштейна не солгал нам: в особняке и в самом деле затевался грандиозный вечер, и, судя по лицам, которые я видел вокруг, здесь собрались все петербургские аферисты, шулера, мошенники и шантажисты. Их спутницы, щеголявшие в более чем открытых нарядах, представляли почетный цех содержанок и представительниц древнейшей профессии. Для солидности общество было разбавлено несколькими актерами, парой журналистов и необъятной толщины китайцем, которого сопровождала черноволосая прелестница с голой спиной. На ее шее переливалось, притягивая завистливые взоры присутствующих дам, тяжелое ожерелье в три ряда, а в сложной прическе мерцали бриллиантовые шпильки.

– Что-то мне все это не нравится... – внезапно остановился я и повернулся к своей спутнице. – Может быть, еще не поздно уйти?

– Куда это вы собираетесь уйти, а? – промурлыкал голос над моим ухом.

В следующее мгновение я увидел Акробата. Он широко улыбался – теперь уже как кот, который съел не одну, а две миски сметаны.

– Что тут за сборище? – спросил я у него, указывая на окружающих нас людей.

Акробат поднял брови.

– У господина Рубинштейна сегодня день рождения, – пояснил он. – По такому случаю он устроил торжественный прием, на который пригласил всех своих друзей.

Я покосился на Амалию.

– Боюсь, мы не заслужили чести быть его друзьями, – обронила она иронически. – Помнится, вы говорили что-то об игре...

– Не так скоро, госпожа баронесса, – ласково откликнулся Акробат. – Лиу!

От толпы гостей отделилась маленькая, стройная китаянка в черном платье. Она взглянула на Амалию и улыбнулась. Я заметил, что моей спутнице ее улыбка не понравилась.

– Наши вернулись? – спросил у нее Акробат.

– Вернулись, – без малейшего намека на акцент ответила китаянка. – Утверждают, что госпожа баронесса и (последовала ядовитая улыбка в мою сторону) ее друг выполнили условия, которые были им выдвинуты.

– Они не пытались известить кого-нибудь, подать какой-нибудь знак?

– Наши друзья утверждают, что нет.

– Приятно иметь дело с честными людьми, – заключил Акробат, оборачиваясь к нам. – А теперь попрошу вас сдать оружие.

– Простите? – быстро спросил я.

– Ну, не могу же я пропустить вас к хозяину с вашими громоздкими револьверами, – промурлыкал этот рыжий кот в человеческом облике. – Еще, не ровен час, приключится что-нибудь... Оружие, пожалуйста.

Амалия едва заметно кивнула. Я вынул револьвер, доставшийся мне от таинственной мадемуазель Плесси, и не без сожаления отдал его Акробату.

– Вот и прекрасно... Теперь ваш черед, госпожа Корф.

Амалия вздернула подбородок.

– У меня ничего нет, – сухо сказала она.

– Позвольте вам не поверить, – все так же ласково молвил Акробат, и его глаза засветились. – Я же прекрасно помню тот замечательный образчик огнестрельного оружия, который вам угодно было наставить на меня в квартире Альфреда.