Сергей Зверев - И слух ласкает сабель звон

Не исключением в данном случае стали и Кураев с Саниным, просто не находившие себе места по причине такого нежданного исчезновения поручика Голицына в недрах вокзальной комендатуры. В особенно нервном состоянии пребывал журналист.

Причина криков выяснилась мгновенно. Носильщик, переносивший багаж, уронил свою поклажу, что, собственно говоря, и вызвало такую бурную реакцию.

— Что ты наделал, скотина?! — Хозяин чемоданов, низенький плотный господин с выбритыми до синевы щеками, рвал на себе волосы. — Мерзавец!

— Я, конечно, извиняюсь… — начал тот, всем своим сокрушенным видом признавая вину, но пострадавший не давал ему и слова сказать.

— Там же была моя уникальная коллекция китайского фарфора! — кричал господин, схватив носильщика за шиворот. Затем он трясущимися руками открыл чемоданы, и еще более пронзительный крик огласил воздух: — Все погибло! То, что было собрано в течение разных экспедиций. Я ученый!

Носильщик явно ничего не слышал о династиях китайских императоров, об особенностях, различиях и ценности предметов, находившихся в чемоданах толстенького господина, однако понимал, что совершил непростительную ошибку, за которую крупно влетит. Он тяжело вздыхал, разводя руками, всем своим видом показывая, что сожалеет о содеянном.

— Да ты же пьян, свинья! — завопил во всю мочь пострадавший. — Ну, это тебе даром не пройдет!

Крепко держа незадачливого переносчика тяжестей за шиворот, господин потащил того в здание вокзала.

— Вот ведь тоже проблемы, — меланхолично заметил Санин. — У каждого свои. Влетит теперь ему по первое число…

— Это не проблемы, — раздраженно отозвался Кураев, нервно затягиваясь сигаретой. — Это просто смешно. Были бы у меня такие проблемы, так был бы просто-напросто счастлив. Тоже мне — выпил! У немцев, если ты понюхал пробку от бутылки, значит, все — пьян. Кретины! — фыркнул он.

— Да, но что же мы будем делать? Как я ни думаю, но мне ничего, абсолютно ничего не приходит в голову. Да ведь и поздно — времени у нас почти нет.

— Почти — это слабо сказано, — мрачно прокомментировал ротмистр. — До отхода поезда осталось всего ничего…

Ситуация складывалась весьма неприятная. По какой-то глупой случайности успех операции оказался под ударом.

Пассажиры занимали места. Неподалеку от коллег страстно прощалась молодая парочка. Офицер наслаждался последним поцелуем с пышнотелой фрау, никак не желающей покинуть своего дорогого Ганса.

— Я не хочу оставлять тебя! — всхлипывала она. — Ну, как же так? Мы ведь каких-то три недели назад заключили брак. Разве это справедливо — не дать нам провести вместе даже медовый месяц?

— Дорогая, я тоже хотел бы несколько иначе проводить свое время, — сказал рыжий офицер, — но обстоятельства требуют, чтобы я в ближайшее время был на фронте. Ничего не поделаешь — война.

— Я буду писать тебе, — скривила рот молодая жена. — Слышишь? Я буду писать тебе часто. Чтобы ты не скучал. Я приеду к тебе!

— Куда? Куда ты приедешь — на фронт? Отправляйся домой и жди от меня известий. Я думаю, что скоро увидимся.

— Думай не думай, а все равно вам каюк, — прокомментировал Кураев услышанное и ругнулся — по-русски.

— Тихо! — разволновался Санин. — Нас ведь могут услышать.

— Короче говоря, открываем карты, — принялся рассуждать Кураев. — Ситуация следующая: вытащить поручика из комендатуры не представляется возможным. Поезд на Кельн уже подан, пассажиры занимают места. Остаться — значит привлечь к себе внимание, то есть открыть свою связь с задержанным, — заключил ротмистр.

— Это почему же? Чем это таким мы выделяемся? — затараторил журналист. — Нормальные, пристойные и добропорядочные граждане. Таких сейчас на вокзалах тысячи…

— Чего? — пристойные и добропорядочные? Да ты на себя посмотри! Я вообще удивляюсь, как это нас до сих пор не задержали. Кто ты там у нас — моя сестричка или женушка? Да это и неважно. Какую бы роль ты ни играл, ничего это не изменит. Задержанные в качестве шпионов попадают — куда?

— Куда? — машинально переспросил репортер.

— На виселицу! Что, полковник не объяснил на допросе?

— Объяснил, — пролепетал Санин. По его лицу пробежала тень, когда он вспомнил впечатляющий разговор, происходивший после его задержания.

— Ну, вот видишь. Так что, как это ни печально, придется нам покинуть этот паршивый городишко. Едем, а там видно будет…

Двое «диверсантов» заняли свои места в вагоне. Паровоз дал гудок, состав тронулся с места. Перрон окутался паром, оставаясь позади.

— Куда вы нас ведете? — совершенно искренне возмущался Адольф, задав бессмысленный вопрос начальнику патруля, на что получил конкретный ответ:

— Увидите.

Голицын молчал, проклиная себя за несдержанность. Да, это ж надо было, сделав столько немыслимых кульбитов, так глупо попасться на какой-то идиотской драке! Нет, впору от стыда провалиться на месте!

Однако провалиться не удавалось, и задержанную парочку патруль вел все дальше. Куда — это было понятно и так: конечно же, в комендатуру. Тем более что та находилась неподалеку, в том же здании.

— Да вы хоть знаете, кто я такой? — вопил курьер в бешенстве. — Вам же самим влетит от вашего начальства. Да я вас отправлю под арест. Вы не знаете, с кем связались. Ну, ничего, вот только придем, вы все увидите. Олухи!

Один из патрульных, не выдержав истерических криков ефрейтора и града оскорблений, посоветовал Адику заткнуться, «если он не желает, чтобы его физиономия отпечаталась на стене». Тот притих. Голицын лихорадочно раздумывал, перебирая все возможные варианты дальнейшего развития событий. Однако все складывалось так, что наилучшим пока вариантом был один — следовать в заданном направлении.

«Какого черта, — мысленно чертыхаясь, думал поручик. — Вот уж верно говорят: хорошими делами прославиться нельзя! Ну колотили они этого доходягу, но мне-то какое дело? Так вот и здесь умудрился влезть в самую гущу событий. И что же ты получил? Хороший финал…»

В этот момент он почувствовал легкий толчок в плечо, отвлекший его от невеселых дум по поводу собственной участи и успеха всей операции.

— Ничего-ничего, — заговорщицки подмигнул ему злорадно ухмылявшийся усатый ефрейтор. — Все будет нормально, уж будьте уверены!

— Вот здесь сейчас с вами разберутся, — пообещал фельдфебель, возглавлявший патруль, указывая на дверь с надписью «Комендатура». — Сейчас все и выяснится: и кто вы такие, и почему устроили драку. Тогда мы и посмотрим, кто из нас и о чем пожалеет.

— Да я вас… — начал Адольф, но могучая рука патрульного, схватившая Гитлера за шиворот, втолкнула его внутрь. Ефрейтор так и не успел закончить очередную гневно-презрительную тираду.