Вячеслав Каликинский - Агасфер. В полном отрыве

– Я помню камергера Павлова, – кивнул император. – Он, если не ошибаюсь, был нашим послом в Корее. А после вступления туда японских оккупантов перебрался в Шанхай и блестяще организовал там разведочную работу. Не так ли, полковник?

– Точно так, ваше императорское величество! А Франсуа Бале – был одними из лучших его агентов!

– Понятно, полковник… Что же нам делать с нашим героем? Я полагаю, что орден Святой Анны был бы для господина Бале в самый раз, вопрос лишь в степени этой награды… Поскольку мсье Бале человек статский, Святая Анна IV степени ему не подойдет [172]. Что ж, придется немного нарушить регламент и удостоить мсье Бале «Аннушкой» сразу третьей степени!

Не сводя взгляда с Бале, император сделал знак церемониймейстеру, и тот почтительно поднес ему знаки ордена св. Анны. Николай самолично прикрепил крест ордена к левой стороне фрака француза, а звезду ордена [173] – приложил к правой.

– Надеюсь, вы поможете нашему французскому другу прикрепить звезду, – с улыбкой попросил император Лаврова. – И не забудьте сказать о денежном приложении к этой награде, полковник!

– Слушаюсь, ваше императорское величество!

– Et comment trouvez-vous la Russie, monsieur Bale? Comme vous notre capitale? [174]

– Je suis simplement heureux de la Russie et du peuple russe, votre majesté! Je vous en remercie – les prix reçus de vos mains, pour moi doublement appréciée! [175] Я просто в восторге от России и русских людей, ваше величество! Благодарю вас – награда, полученная из ваших рук, для меня вдвойне ценна! ( фр .)

Николай, кивнув, уже начал поворачиваться, показывая тем самым, что аудиенция закончена. И вдруг, словно вспомнив, окликнул Лаврова, начавшего уже пятиться к дверям:

– Полковник, у меня есть к вам короткий разговор, который не совсем удобно вести при нашем французском друге. Я вот подумал… Не присоединитесь ли вы к небольшому неформальному мероприятию, назначенному мной для представителей Союза русского народа? Там мы могли бы свободно переговорить…

На этот вопрос можно было дать единственный ответ:

– Как будет угодно вашему императорскому величеству!

– Чудесно! Тогда проводите господина Бале и возвращайтесь. Мой адъютант покажет вам Сиреневый кабинет!

В приемной Лавров помог Франсуа Бале закрепить на фраке звезду ордена. Тронутый наградой и пораженный обстановкой царских апартаментов, француз стрекотал без умолку, и Лавров едва сумел вклиниться в его прочувствованный монолог, чтобы сообщить об изменении в дальнейших планах:

– Мсье Бале, я провожу вас только до дебаркадера станции, а до Петербурга вы должны будете добираться самостоятельно. Ничего не поделаешь: император имеет ко мне какое-то поручение, и я должен вернуться во дворец.

– О-о, конечно, конечно! Вы не должны огорчать вашего императора! Мой Бог – я почувствовал не только теплоту его голоса, но и тепло его рук, когда он прикреплял орден! Но какая простота! Ваш царь был в военном мундире. И вы с ним имеете равные чины – он тоже полковник! Мои друзья просто не поверят, что я вот так, запросто, говорил с императором великой России!

– Я протелефонирую господину Новицкому, и он успеет вас встретить в Петербурге, на вокзале.

– Я приношу вам столько беспокойства… Я бесконечно благодарен вам, мсье Лавров, за эту незабываемую аудиенцию!

– Высочайший Указ о награде будет доставлен вам царским курьером прямо в гостиницу, мсье Бале! Надеюсь, мы еще увидимся до вашего отъезда из России…

Если Бале поразила простота, скромность и приязненное отношение Николая II к простому французу, то неафиширумый обед в Сиреневом зале Александровского дворца, устроенный императором для обширной депутации членов Союза русского народа, поразил Лаврова. Вернее, не столько обед, сколько сам Николай. На обед он явился в малиновой косоворотке, подпоясанной наборным пояском, шароварах защитного цвета и в сапогах.

Поразило Лаврова и настроение императора. По всему было видно, что среди собравшейся публики он чувствует себя свободно и раскованно. Николай часто смеялся, благодарил приглашенных за бесконечные тосты в его честь. Ему было явно приятно слышать о себе как о единственной «надёже и опоре» русского народа.

В общем, обед прошел на славу. Подогретые обильными возлияниями гости вскоре начали петь под звуки оркестра народных инструментов – вместе с ними пел и император. А когда оркестр заиграл «Барыню», в пляс пустилась не только вся депутация Союза, но и… сам царь. Его невысокая фигура в малиновой косоворотке выделывала коленца, которые Лавров, вовремя укрывшийся за шторой, никак не ожидал от этого всегда спокойного и даже флегматичного человека.

Размышляя над всем увиденным, Лавров даже не заметил, как Николай вышел из круга танцующих и приблизился к нему:

– А-а, вот вы где спрятались, полковник! – услышал он чуть запыхавшийся голос Николая.

Мгновенно выйдя из-за шторы, Лавров поклонился:

– Народным танцам не обучен, ваше императорское величество! Кроме того, мой парадный мундир…

Николай лениво махнул рукой, прерывая дальнейшие извинительные пояснения. Оглянулся, и тут же подскочивший адъютант поднес курительный прибор – янтарную шкатулку с папиросами и такой же мундштук. Разминая папиросу, Николай выразительно показал глазами на шкатулку: курите, полковник! Лавров вторично извинился:

– Не курю, ваше императорское величество!

– Скверная, конечно, привычка, – согласился Николай, прикуривая от поднесенной адъютантом спички. – Вот и Аликс, то бишь моя супруга, не одобряет… Однако привык… Собственно говоря, полковник, я хотел вам сказать, что был весьма удивлен вашим отзывом о господине Витте и вашей рекомендацией относительно его кандидатуры как главного переговорщика.

– Я постарался написать честно, объективно и в соответствии со своими убеждениями, ваше императорское величество. Хотя должен признаться, что не принадлежу к числу поклонников и сторонников его высокопревосходительства.

– Я так и понял – поэтому и был удивлен, – кивнул Николай. – Насколько мне известно, большинство военных считает, что мы делаем ошибку, садясь за стол переговоров с «макашками». Они умоляют меня санкционировать продолжение военных действий…

– Имей мы с Японией сухопутную границу, я разделял бы эту решимость, ваше императорское величество!

– Да, без флота мы бессильны, – с горечью заметил Николай. – Впрочем, это настолько очевидно, что… Вернемся к господину Витте, полковник. Разделяете ли вы его политические убеждения?

– Я военный, а не политик, ваше императорское величество.

– Что ж, благодарю за искренний ответ, полковник! А также за то, что вы приняли мое приглашение принять участие в этом скромном обеде.