Вячеслав Каликинский - Агасфер. В полном отрыве

Адмирал Алексеев против ничего не имел, однако потребовал назвать имя агента – это было его непременным условием финансирования каждого нового разведчика. Скрепя сердце, Павлов сообщил в Ставку имя французского журналиста, и только после этого получил добро на его вербовку.

Нежелание Павлова сообщать в штабы имена своих осведомителей и агентов неоднократно мотивировалось им, но «сидящий на денежном мешке» Алексеев был неумолим. И каждый раз устраивал начальственную выволочку «легкомысленному» дипломату за его попытки сорить государевой казной.

Едва дождавшись назначенного часа, Павлов поспешил в Генеральное консульство Франции. И был тут же представлен Франсуа Бале.

Шарль любезно предоставил для приватной беседы переговорную комнату консульства, лишенную окон, и, стало быть, возможности соглядатаев каким-либо образом подсматривать и подслушивать происходящие там секретные переговоры. Оценил Павлов, дожидавшийся в переговорной газетчика, двойные стены, потолок и толстенный ковер на полу, приглушающий звуки речи. Прошло несколько томительных минут ожидания, и в переговорной появился Бале.

Справедливости ради надо отметить, что первое впечатление Павлова от знакомства с французским журналистом и будущим агентом было для того нелестным. Француз явился на встречу зевающим, в домашнем пушистом халате, с сеточкой для волос на голове и даже в наусниках [79] Приспособление для придания усам определенной формы. Может использоваться после мытья усов, во время сна или во время приема пищи. Были популярны у франтов в конце XIX – начале XX века. . Извинившись перед слегка шокированным гостем за домашний наряд, Бале легко объяснил, что слишком устал от практически бессонных ночей в Японии и в дороге оттуда, что он не думает, что разговор затянется на полночи, и что после беседы с мсье Павловым он снова заляжет в постель.

– Итак, мсье вам нужны самые свежие новости из Японии, – захватил инициативу Бале. – Можете ли вы обозначить круг своих интересов – чтобы нам с вами сразу стало ясно, смогу я быть вам полезен или нет. А в случае достижения между нами согласия, это поможет нам определить сумму моего гонорара…

Отвинтив наконечник легкой трости, Павлов извлек из тайника свернутый в трубочку лист бумаги, где были записаны присланные из Ставки вопросы, дополненные и скорректированные им лично. Разгладив бумагу, он положил ее перед корреспондентом «Фигаро».

– Разумная предосторожность, – кивнул тот. – В Шанхае развелось слишком много ловких воров-карманников, большая часть которых несет свою добычу прямо в логово барона Дзютаро Комуры [80] – ха-ха-ха!

– А можем, и прямо начальнику Генерального штаба Японии, Ояме [81] Должность начальника Генерального штаба японской армии последовательно занимали два гэнро: Ояма Ивао и Ямагата Аритомо. , – проявил знание темы и Павлов и значительно откашлялся, показывая собеседнику, что у него не слишком много времени для пустопорожних бесед. – Должен вам заметить, мсье Бале, что меня не интересуют домыслы и допуски, принятые в газетной практике. Только конкретика, основанная на самых точных, подтвержденных данных!

Франсуа Бале взял бумагу в руки и профессионально-быстро прочел достаточно объемный список. Бросив быстрый взгляд на Павлова, он достал из-за уха плоский плотницкий карандаш, и, сделал на списке несколько пометок, вернул бумагу Павлову.

– Что ж, круг ваших интересов достаточно обширен и серьезен, – заговорил Бале. – В свою очередь, хочу заметить вам, мсье посол, что газета «Фигаро» которую я представляю у японцев, также является достаточно солидным и серьезным изданием. И мои боссы в Париже терпеть не могут легковесных материалов. Так что заранее вам хочу заявить, что если мы сговоримся, то вы будете получать самые достоверные данные!

– Рад это слышать, – кивнул Павлов. – К сожалению, мое начальство составило о газетных корреспондентах не слишком лестное мнение – я имею в виду отечественную прессу, разумеется. Поэтому вам придется на деле доказать серьезность своих намерений помогать нам, мсье Бале!

Тот постучал кончиком карандаша по бумаге, все еще лежащей на столе между собеседниками:

– Четыре вопроса из вашего списка я отметил карандашом. Ответы на эти вопросы, достаточно подробные, у меня уже есть. Вот здесь, – Бале прикоснулся карандашом к сеточке на голове. – Дайте мне двое суток сроку, и я предоставлю вам подробный письменный отчет по этим вопросам. Думаю, что это убедит и вас, и ваше начальство…

– Но если вы знаете ответы на эти четыре вопроса – зачем вам двое суток, мсье Бале? Полагаю, что и срок до утра, скажем, будет вполне достаточным! – попробовал поторговаться Павлов.

Француз покачал головой:

– Не менее двух суток! Во-первых, мне надо как следует выспаться. Во-вторых, позволю себе напомнить, что мой первый работодатель – «Фигаро»! И прежде всего я подготовлю материалы для моей кормилицы-газеты – ха-ха-ха! И наконец, последнее: репутация «Фигаро» как нейтральной газеты нейтральной страны в Японии и в ее высших кругах, куда меня пока допускают, достаточно высока. Но это не означает, что мне разрешают записывать ответы генералов и министров! А если и разрешают – то после рандеву требуют вернуть записи. Поэтому, мсье, я вынужденно иду на хитрость: перед разговором кладу в карман достаточно широких в бедрах брюк свернутый лист бумаги и огрызок этого карандаша длинной менее чем в дюйм. Засунув руку в карман, я научился на ощупь записывать цифры и имена. Причем записывать стенографическими знаками и своим собственным шифром. Остальное приходится запоминать, мсье посол! А восстановление в памяти и расшифровка требуют времени и соответствующего настроя!

Поймав недоверчивый взгляд посла, Бале рассмеялся и вынул из кармана халата карандашный набросок портрета собеседника, который он сделал во время их короткого разговора. Портрет, несмотря на некоторые издержки, был, несомненно, верен!

– Так что двое суток, не меньше!

– Хм… А какова сумма аванса и какую окончательную плату за подобную информацию вы полагали бы достаточной? – поинтересовался посол.

– Вам, видимо, уже сказали, что я симпатизирую России? Уверяю вас: с немцем или, не приведи господи, англичанином, я бы и разговаривать не стал. С американца бы «слупил» по полной, как говорится. Ну а с вас, мсье посол…

Француз задумался, ухватил себя за подбородок, и, неожиданно соскочив с кресла, сделал несколько па неведомого танца. Откинувшись назад, Павлов с изумлением наблюдал за газетчиком, поглядывая на двери и прикидывая путь к отступлению от внезапно сошедшего с ума француза. Однако тот, перестав развлекаться, внезапно остановился прямо перед его креслом и взмахнул руками: