Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вы предполагаете, что Пейн…

— Я ничего не предполагаю, — прервал его Вудворд. — Я лишь сказал, что нахожу это интересным, только и всего. — Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть свою позицию по данному вопросу, а затем добавил уже небрежным тоном: — Но я буду не прочь узнать побольше о прошлом мистера Пейна. Просто ради интереса, разумеется.

— А что случилось с тем лесоторговцем?

— Бывшим лесоторговцем, — поправил судья. — Он не просто занимался пиратством, но и совершал убийства в открытом море. И он был несомненно виновен, какие бы обстоятельства ни сопутствовали его моральному падению. Мне было жаль его заблудшую душу, но у меня не было другого выбора, кроме как приговорить его к повешению. И его повесили.

— Я как раз собирался спросить ваше мнение о гостях за вчерашним ужином, — сказал Мэтью. — Возьмем школьного учителя Джонстона. Что вы скажете о его напудренном лице?

— В последнее время это стало модой в Европе, но и в колониях я уже изредка такое видел. Впрочем, у меня есть и другое объяснение его внешнему виду.

— Какое же?

— Он учился в Оксфорде, верно? В колледже Всех Душ. Так вот, этот колледж пользовался репутацией места, где собираются молодые щеголи и игроки, более склонные ко всяким сомнительного рода забавам, нежели к духовному просветлению. А средоточием этих забавников в колледже Всех Душ было общество под названием «Клуб адского пламени». Это очень древнее и закрытое общество было доступно лишь для тех немногих, кто происходил из богатых семейств и отличался дурными наклонностями. У членов этого клуба был обычай посыпать лица белым пеплом наутро после их непристойных пирушек.

Он быстро взглянул на Мэтью, а затем вновь сосредоточил внимание на дороге.

— По всей видимости, они придавали этому какое-то странное псевдорелигиозное значение. Словно стирали следы греха со своих лиц или вроде того. К сожалению, они не могли обсыпать пеплом и свои сердца. Но, возможно, Джонстон просто следит за европейской модой и пытается ей подражать, хотя мне невдомек, зачем кому-либо нужно заниматься такими вещами в этой Богом забытой глуши.

Мэтью ничего не ответил, но в эту минуту он вспоминал, как в том же захудалом трактире судья настаивал, чтобы они вышли к ужину при полном параде.

— И все же это очень странно, — продолжил рассуждать Вудворд. — Если Джонстон был членом «Клуба адского пламени» — я отнюдь не утверждаю, что он им был, хотя определенные указания на этот счет есть, — зачем ему придерживаться клубных обычаев спустя годы после того, как он покинул Оксфорд? К примеру, в бытность студентом я частенько носил малиновый сюртук с зелеными кисточками на рукавах, но мне и в голову бы не пришло надеть нечто подобное в наши дни. — Он покачал головой. — Нет, скорее всего, этот Джонстон просто гонится за европейской модой. Я очень сомневаюсь, что он ходит напудренным среди бела дня, а для вечерних застолий это еще куда ни шло.

— Похоже, он не обделен умом, — сказал Мэтью. — Хотелось бы знать, почему преподаватель с оксфордским образованием согласился приехать в поселение вроде Фаунт-Ройала. Казалось бы, ему должна быть по душе жизнь в более цивилизованных условиях.

— Верно. С другой стороны, почему каждый из них согласился жить в Фаунт-Ройале? Беря шире, почему вообще кто-либо, будучи в здравом уме, соглашается поселяться в далеких дремучих краях вроде этого? Однако они приезжают и поселяются, в противном случае сейчас не было бы ни Нью-Йорка, ни Бостона, ни Филадельфии, ни Чарльз-Тауна. Возьмем, к примеру, доктора Шилдса. Что побудило его отказаться от, вероятно, обширной и благополучной практики в городе ради мучений и тягот фронтира? Может, Бидвелл платит ему кучу денег? Или он сделал это из чувства профессионального долга? Или здесь нечто совсем другое?

Вудворд вновь поднял взгляд к небу и задержал его на ястребе, который описывал неторопливые, плавные круги под самым пологом туч, видимо высматривая на земле жертву — кролика или белку.

— Доктор Шилдс показался мне глубоко несчастным человеком, — продолжил судья, прочистив горло, которое слегка побаливало с самого утра (посему он решил по возвращении прополоскать его солевым раствором). — И он пытается утопить свои печали в роме и вине. А тут еще высокая смертность в Фаунт-Ройале, которая усугубляет его меланхолию. В общем… остается только надеяться, что доктор не слишком закладывает за воротник при исполнении своих профессиональных обязанностей.

Он снова поглядел на ястреба в вышине, который как раз в эту минуту прервал свой плавный полет и резко спикировал на добычу, и судья подумал о смерти, всегда готовой настигнуть любого из нас в этом мире смятений и катаклизмов.

За этой мыслью последовала другая, также связанная со смертью: перед его мысленным взором возникли маленькие пальцы, вцепившиеся в железное изголовье кровати. Костяшки пальцев — таких изящных, таких хрупких — побелели от этой судорожной хватки.

Вудворд крепко зажмурил глаза и вновь почти как наяву расслышал те звуки. Почти. Слышать их было невыносимо, даже на таком удалении во времени и пространстве. Из густых зарослей слева донесся пронзительный, торжествующий клекот ястреба и короткий визг какой-то мелкой зверушки.

— Сэр?

Вудворд открыл глаза. На него с беспокойством смотрел Мэтью.

— Вы в порядке, сэр?

— Да, — сказал Вудворд. — Должно быть, слегка устал, но это пройдет.

— Я могу взять вожжи, если хотите.

— В этом нет нужды. — Вудворд подхлестнул лошадей, дабы показать, что все под его контролем. — Ехать пассажиром для меня не менее утомительно. Одно хорошо: на сей раз мы хотя бы знаем, что Фаунт-Ройал уже недалеко.

— Да, сэр, — ответил Мэтью.

Чуть погодя он выудил из кармана бриджей золотую монету и начал ее разглядывать, положив на ладонь.

— Я сказал неправду мистеру Пейну, — признался он. — Насчет этой монеты. По словам Шоукомба, он нашел ее на трупе индейца… но при этом он считал, что где-то поблизости рыщет испанский шпион, который подстрекает индейцев к мятежу, одаривая их золотом.

— Что? Выходит, он ничего не говорил о пиратском кладе?

— Нет, сэр. Я это выдумал, потому что вчера за ужином обратил внимание на то, как курит Пейн. Вместо трубки он использует скрученные табачные листья, которые именуют «сигарами». Это…

— Это испанский обычай, да, — кивнул Вудворд, сужая глаза, по каковому признаку Мэтью догадался, что он заинтригован полученной информацией. — Хм… Да, теперь я понимаю причину твоей выдумки. Среди знакомых мне англичан лишь очень немногие курят таким способом. Я тоже это отметил прошлым вечером, но не счел нужным задавать вопросы. И все же не мешало бы выяснить, где и когда Пейн усвоил эту привычку.