Иван Любенко - Слепень. Повести

— А где же мышь?

— Коридорный убрал. Я велел. А зачем она вам?

Грустным натюрмортом смотрелся недоеденный ужин: слегка подсохшая колбаса, уже чёрствая краюха хлеба, порезанная дольками и приправленная постным маслом редька, сало, два солёных огурца и остатки квашеной капусты в миске. На полу валялась откупоренная бутылка подсолнечного масла размером с обычную косуху [11] Косуха — бутылка водки в 300 граммов ( прим. авт .). с этикеткой «Маслобойный завод Г. Ломагина». Такая же бутылка, только не початая, хранилась и на подоконнике.

Ардашев поднял бутылку, понюхал и сказал:

— Полагаю, здесь произошло убийство. Этот Орешкин был отравлен подсолнечным маслом, которым он заправил редьку и квашеную капусту. В тот момент, когда ему стало плохо, он, вероятно, схватился за стол, и бутылка упала. Масло разлилось. Мышь прибежала на запах и, отведав отравленного продукта, сдохла. Я, конечно, могу ошибаться, но эксперт, который проведёт химический анализ оставшегося масла, — нет.

Ардашев заткнул горлышко пробкой и протянул бутылку Поляничко. Тот поморщился и сделал знак глазами помощнику. Каширин покорно принял объект будущей экспертизы.

— В таком случае предстоит выяснить, где была эта бутылка куплена, — заметил Поляничко.

— Так никто её не покупал, — заговорил коридорный. — Намедни тут явился приказчик маслобойни Ломагина и спросил, можно ли для рекламы расставить у двери каждого жильца по бутылке этого масла. Мол, новый сорт семечки поступил. Я разрешил.

— Но откуда тогда здесь две бутылки? — не понял Каширин.

— Знамо откуда. У докторши Орешкин и стащил, — пояснил коридорный. — Она из квартиры почти не выходит на улицу. Только во двор.

— Как выглядел тот приказчик, помните? — осведомился Поляничко.

— С усами и бородатый, как цыган, аж до самых глаз. В пальто, шапке и сапогах.

— А сколько лет?

— Не знаю. Я его метрики не видел. Моих, должно быть, лет.

Поляничко уставился на Ардашева и спросил:

— То есть вы считаете, что это была вторая попытка отравить Кирюшкину с одной и той же подсказкой — крысиным хвостом?

— Именно так.

— Но ведь мышь здесь оказалась случайно. Она могла и не прибежать. Тогда какая связь была бы между отравленным маслом и посылкой с крысиным хвостом? — вопросил начальник сыскного отделения.

— Связь самая прямая: масло, и я в этом совершенно уверен, отжато из семечек, протравленных мышьяком для уничтожения крыс и мышей. На рынке это добро продают мешками. По правилам торговли они помечаются надписью «Яд». Только экспертиза, как я уже говорил, может подтвердить или опровергнуть мою гипотезу. Предлагаю дождаться результатов. Метод определения наличия мышьяка в организме человека изобретён в Англии более полувека назад и трудности не представляет. Любой земский доктор в состоянии воспроизвести пробу Марша. Если окажется, что в желудке Орешкина и в подсолнечном масле содержится мышьяк, то вывод будет однозначный — это отравление. Самоубийство в данном случае вообще маловероятно, а если подтвердится моя гипотеза, оно будет исключено полностью.

— Да какое там самоубийство, если покойный решил скрасить ужин бутылкой водки! — скрипнув зубами, возмутился Каширин. — Или вы, Клим Пантелеевич, нас совсем за простаков держите?

— Вот-вот, — поддержал помощника Поляничко. — Не будем гадать, господа. — И добавил: — Проследите, Антон Филаретович, чтобы санитары отвезли труп в прозекторскую городской больницы. Пусть сделают вскрытие. Благо родственников у Орешкина, насколько я знаю, в Ставрополе нет, и разрешения получать от них не придётся. Доктора — люди грамотные, с них и спрос. А наше дело — ловить жуликов и убийц.

Поляничко достал табакерку, заложил в ноздри табаку и со сладостным наслаждением трижды чихнул в накрахмаленный носовой платок. Крякнув от удовольствия, сказал:

— Что касается судьи. Сырная кнопка была намазана отравой растительного происхождения. Точно определить само растение не удалось. Но судебный медик считает, что это цикута, или, если по-нашему, вёх ядовитый. Говорят, Сократа отравили именно им.

— Как сказать, — изрёк Ардашев и покачал головой. — Последние минуты жизни греческого философа довольно подробно описаны его современниками. По их воспоминаниям, после принятия яда Сократ двигался, потом почувствовал тяжесть в ногах и лёг на спину. Он уходил в мир иной спокойно, без лишних мучений. Такой конец обычно свойственен воздействию на организм болиголова пятнистого, но не цикуты. От неё страдают тошнотой, рвотой, идёт пена изо рта и наступает паралич. Разве у судьи были такие симптомы?

— Не припомню, — согласился начальник сыскного отделения. — Он, замечу, держится молодцом. Идёт на поправку. А сначала мы думали, что не выкарабкается.

— Это неудивительно. Действие отравляющего вещества было очень сильным. Полагаю, что преступник многократно выпаривал яд, добиваясь высокой концентрации, после чего обмазал полученной кашицей остриё сырной кнопки, установленной на судейском кресле.

— Похоже на то, — кивнул главный сыщик.

— Ефим Андреевич, вы известите меня о результатах вскрытия Орешкина?

— Не беспокойтесь, Клим Пантелеевич, сразу же сообщу. У нас катастрофически мало времени. Надеемся на вашу помощь.

— Что ж, буду ждать. Однако не забудьте провести экспертизу и с той закрытой бутылкой, что на подоконнике. Уверен, что в ней обычное подсолнечное масло, которое и ставилось перед дверьми всех остальных квартирантов, кроме Кирюшкиной. Пожалуй, теперь всё. Честь имею, господа.

— Всего хорошего! — пожелал Поляничко.

Каширин сухо кивнул и, глядя вслед адвокату, чуть слышно вымолвил:

— Сдаётся мне, что наша адвокатская ищейка в растерянности. Спеси с Казанскую колокольню, а толку — ноль. Не по зубам ему Слепень.

— Нам тоже пока гордиться нечем, — вздохнул Поляничко и смерил помощника недовольным взглядом. — Но ведь он догадался насчёт отравления. А мы — нет.

— Так ещё ничего не известно. Вскрытие покажет.

— Ох и чует моё сердце, Антон Филаретович, что преступник не остановится, пока не прикончит судью и докторшу.

В коридоре послышались шаги, и в комнату вошли два кряжистых мужика c носилками.

— Заждались вас, любезные, — Каширин недовольно повёл подбородком. — Слонов, что ли, запрягали? Или упряжь пропивали? — санитары молчали, опустив в пол глаза. — Везите труп в больницу к прозектору. Скажите, что Каширин велел делать вскрытие. — Он махнул рукой. — Ладно, чего уж там! Поеду за вами и сам поговорю с доктором.

— Вот это правильное решение, — похвалил подчинённого Поляничко. — Я всё-таки навещу Кирюшкину, успокою. Не сегодня, так завтра узнает о случившемся. А коляску забирайте. Я после всего этого трупного смрада с удовольствием по морозцу прогуляюсь.