Виктор Татаринов - Под ризой епископа

— Верно, — согласился Синезий и тут же стал доказывать, что следующая цифра для советской власти роковая. — Именно в этот год будет покончено с новой властью и с колхозами.

Синезий становился все более мнительным и осторожным. С каждым днем он усиливал конспирацию, менял пароли, явки.

…Поздно ночью кто-то постучал. Синезий на этот раз не послал экономку, чтоб узнать, кто пришел, а подошел к окну сам, осторожно приподнял занавеску.

— Кто там?

— Свои, — ответил голос с улицы.

Синезий внимательно присмотрелся к стоящему под окном человеку, надел пижаму, прошел в сени, открыл дверь и провел ночного посетителя в переднюю.

— Какая нелегкая носит тебе, Фокей, в такой час? — спросил хриплым спросонья голосом Синезий.

— Важное дело, — ответил Фокей Плотников, — Мне кажется, что гепеушники напали на наш след.

— Типун тебе на язык! Откуда ты это взял?

— Филипп мне сказывал, будто какой-то человек частенько на Горскую мельницу стал наведываться, да и в Костряки тоже.

— Мало ли кого не бывает, тебе-то что? Вас не трогают, ну и сидите себе.

— Легко сказать — сидите, да как? Чего дожидаться?

— А ты что, струсил? — недобро усмехнулся Синезий. — Вроде бы на тебя не похоже.

— Я ничего не боюсь. Люди-то мои с меня требуют: надоело им нежитью лесной хорониться. Надо действовать.

— Вот это праведно, сын мой: без деяния люди могут потерять веру в наши силы и предначертания. Но время еще не подошло.

— Когда же оно подойдет?

— Скоро. Давай уточним детали, коль уж пришел. Сколько людей-то набралось у тебя?

— В лесных землянках, то есть в штабе, поди, около тридцати будет, да в округе два десятка вооруженных. Бродячих агитаторов с десяток где-то болтается Люди ждут сигнала. Каждый чем-нибудь да обижен советской властью, — докладывал Плотников. — Зло в людях уже через край хлещет, того и гляди не дождутся они вашей команды. Зарылись в землянки, сидим там, как кроты, а дела настоящего все нет и нет.

— Не паникуй, Фокей. Откуда все же ты взял, что чекисты, или, как ты их назвал…

— Гепеушники. Опасаюсь, что они уже напали на мой след.

— Не кажется ли тебе, что у страха глаза велики?

Плотников ответил не сразу.

— А вам разве это неважно? Разве он у нас не один, не общий, след-то? — В голову Фокея влезла страшная мысль: делают они все вместе, а как дойдет до ответа, то, выходит, он, отец святой, ускачет в другие края, а их брат как хочешь! Поиграли — и бабки врозь?

— Верно говорят, что пуганая ворона куста боится, — рассмеялся епископ.

— Шутить изволите, святой отец? — обиделся Плотников. — Ваше дело иное. Не каждому гепеушнику взбредет в голову, что за иконостасом контра может скрываться, вам легче. А каково нам, лесным братьям? Второй год из рук обрезов не выпускаем. Идем в деревню — под мышку берем, ложимся спать — в изголовье. А толку что? Многие ни разу так и не пальнули, а коли попадут в лапы чекистов — один ответ: все едино отправят всех на тот свет. Не обидно было б, кабы за дело.

— Торопиться не будем, — успокаивал Синезий разгорячившегося Плотникова. — Вот ты пришел, доложил за свою группу, а ведь у меня около сотни приходов. Когда все будут готовы, тогда и, выступим. И ударим наверняка — запомни.

— Я в это уже не верю. Вы мне прямо отвечайте: разве мы идем не по одному следу?

— По одной дороге идем, к одной цели, — твердо уверил епископ, — А ждать надо уметь…

— Выходит, сиди и жди, когда чека накинет петлю на шею? — не отступал гость. — Вас они не достанут, а я — вот он, для них готов, хоть сразу к стенке — без суда и следствия.

— Уже поздно, всем не накинут. На этих днях я выясню обстановку в Петрограде, — Синезий намеренно называл Ленинград по-старому, — Ждите моего сигнала. Таким сигналом будет бабий бунт.

— Где? Когда? — Плотников впился глазами в епископа.

— Не все сразу. А списки наших людей надо носить вот здесь, — Синезий коснулся пальцем лба собеседника. — Сегодня же сожгите все бумаги. Связь будем держать по-прежнему через Филиппа. Он вне всяких подозрений. Еще вопросы есть? И не вздумайте без призыва на то самовольничать. Передавят поодиночке, как котят. Запомните: одиночные убийства из-за угла нас не устраивают.

— А как же раньше-то устраивали? — ощетинился гость. — Значит, теперь все то не в счет?

— Раньше и года два тому назад этот метод был приемлем. А почему — не догадываешься? Тогда народ, как стадо скота, еще не знал, что такое колхоз и за каким вожаком идти. Понимать надо! А теперь? Ну, подумай сам, что ты сделаешь одиночными выстрелами, когда многие лапотники убедились в выгоде артелей, а рабочие лезут в профсоюзы да в коммунисты. И вот мы готовимся с участием большинства прихожан, да что там прихожан — при поддержке из-за кордона, готовимся столкнуть Советы в канаву истории.

От последних слов Синезия у Фокея перехватило дыхание. Он и подумать не смел, что за спиной епископа могут стоять такие силы, что епископ имеет связь с чужеземными странами. Обрадованный, а главное, успокоенный, он покинул дом Синезия.

Ковалев сидел в своем кабинете, склонившись над бумагами. Зазвонил телефон.

— Зайдите ко мне, — узнал он голос Быстрова и тотчас отправился к начальнику. Там оперативная группа была в полном сборе.

— Только что получена шифровка из Ленинграда, — продолжал говорить начальник, — Там взяли более двадцати служителей культа, обвиняемых в контрреволюционной деятельности в составе монархической организации.

— ИПЦ?

— Да. Но одному из них, протоиерею Полякову, удалось увильнуть от ареста. Этот святоша, сын бывшего царского полковника, держит путь в наши края и несомненно пожалует к своему старому приятелю епископу Синезию.

— Придется встречать гостя, вот только… — Быстров задумался, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. — Давайте немного забежим вперед, представим, что может произойти. Синезий наверняка организует ему встречу. А мы не сумеем взять Полякова так, чтобы об этом не узнал Синезий. Следовательно, такой вариант не годится.

— Надо так взять Полякова, чтоб Синезий даже не догадался.

— Дельно. Снять его с поезда раньше, может, на подходе к городу, — стал развивать мысль Быстров. — Едет он в шестом вагоне, согласно правилам конспирации, так же, как и Синезий, ездивший в Ленинград. Место — тридцать второе [35] Парк пассажирских вагонов железных дорог России к началу 30-х годов XX века (начало реконструкции железнодорожного транспорта относится к решениям коллегии НКПС в феврале 1931 года) в основном состоял из вагонов дореволюционной постройки разнообразной конструкции с длиной от 14 до 20 м. Количество спальных мест в вагонах, разделенных на купе, крайне редко превышало 30. — прим. Гриня . Человек он приметный, вы его сразу узнаете. Поручаю дело Ковалеву. Времени в вашем распоряжении, товарищ Ковалев, четыре часа. Срок не велик, торопитесь.