Виктор Татаринов - Под ризой епископа

Как-то дьякон заболел, несколько дней был безвыходно дома. Угнетаемый недугом и скукой, он лежал в постели, отрешенно глядя в потолок. Дети и жена ходили осторожно, чтобы не беспокоить больного, а это еще больше раздражало его. Ему захотелось уйти из дома. Собрав оставшиеся силы, он вышел на улицу. На свежем воздухе у него закружилась голова, он почувствовал себя беспомощным, ничтожным, не жильцом на белом свете. Его потянуло в церковь. Он бесшумно прошел к иконостасу, хотел открыть узкую резную дверь, но услыхал за ней приглушенный разговор. Как знаком ему был этот густой бас епископа! Он различил бы его среди тысячи голосов.

— Сами себя и дело загубите…

— О чем вы, владыко? — это спросила Аксинья. Сестра Ложкина тоже была там, за дверью.

— Чему вы его учили? — негодовал епископ. — Надо совсем потерять разум: пригреть большевистского выкормыша и думать, что через месяц он будет наш душой и телом. Опростоволосились с этими листовками так, что хуже и не придумаешь.

— Значит, он видел?! — ахнула Аксинья.

— И видел, и слышал, и уже сообщил куда следует.

— До гепеу-то пока не дошло? — еще больше заволновалась старуха. — И когда это он успел, проклятый?

— В гепеу пока не знают, но надо срочно что-то предпринять, иначе дождетесь беды. Забирай своего умного помощника, и чтоб теперь же ни одной бумажки в сундуке не осталось. Найдите более надежное место.

— Да нешто, владыко, не знаете, что старик на ладан дышит? А потому мне с ним тащиться — обуза одна.

— Дело твое, но чтоб сегодня же ни одной бумажки там не оказалось. Взяла в толк?

Аксинья встала, засобиралась уходить.

— Погоди! До каких пор этот внучек твой названный, как его, Васька, что ль, у тебя под ангельским крылом будет?

— Так вы сами же велели,

— Велел да развелел.

— Ладно ли будет так-то? Ежели я выгоню, владыко, его, что люди скажут?

— А разве кто велит прогонять? Сделай, чтобы он сам ушел. Ступай.

Аксинья направилась к двери, Егор спрятался за колонну в темном храме. Давила мысль: загубили дочь, могут умертвить и единственного внука. К недавно родившемуся в нем чувству ненависти присоединилось другое, пока еще смутное чувство, похожее на желание отмщения.

Когда за Аксиньей закрылась последняя дверь церкви, все тот же бас продолжал:

— Промашку с листовками я без наказания не оставлю. Следующее поручение дам после поездки в Петроград. А пока — не спускать с отрока глаз. Это уж ты лично передашь старухе. — Синезий ни разу не обратился к своему собеседнику по имени. — Пусть не разрешает выходить из дому, пусть подольше лечит его.

У дьякона обнесло голову, ноги подкосились, он ухватился за выступ в стене, чтобы не рухнуть, Но сознание его не покидало. Так вот оно что! Это они свели в могилу Устиньюшку. За что? Изверги! Будь что будет, но грех на своей душе он носить не станет, не допустит, чтобы и с мальчишкой, с внуком его, погубление свершилось. Не станет он больше молчать, с него довольно.

И вот он перед Ковалевым. Излил все, до дна. Сидит, опустошенный, но успокоившийся, с отрешенным, потусторонним взглядом давно выплаканных глаз.

Скорый поезд Москва — Ленинград прибыл поздно вечером. Из шестого вагона вышел на перрон краснощекий мужчина лет сорока, с окладистой бородой, одетый в серое поношенное пальто. Встретили его двое. Один из них представился приезжему, как только тот сошел с подножки, и повел в затененный конец вокзальной площади, предъявил по дороге небольшую икону девы Марии с еле различимой в темноте надписью.

— Вот, пожалуйте, прошу, — пригласил он прибывшего в легкую закрытую карету на резиновом ходу.

Сомнений ничто не вызывало: и пароль тот, и кони гнедые. Все было так, как заранее обусловлено и оговорено в зашифрованном письме.

— В храм Михаила архангела [32] Храм Воскресения Христова, Рождества Христова и Михаила Архангела находился в середине Коломенского острова, в Малой Коломне. В 1932 году по решению Ленсовета храм был взорван. Сейчас на этом месте расположен Воскресенский сквер на площади Кулибина. — прим. Гриня , — приказал приехавший, удобно усаживаясь на мягкое сиденье рядом с уже сидевшим там епископом Власием, пожилым, рыхлого сложения человеком.

— На Дровяной переулок? — уточнил кучер, повернувшись на облучке.

— Да, да, и пожалуйста, побыстрей!

Как только карета тронулась, двое в ней обменялись крепким рукопожатием. Застоявшиеся кони перешли на рысь, дробно цокая по брусчатке ленинградских улиц.

— Видали выкрутасы Сергия-то Нижегородского? — заговорил первым Синезий. — В лояльности к Советам поклялся, вторую статью в «Известиях» опубликовал. Пис-са-ка!

— Не волнуйтесь, дорогой Синезий, мы ему скоро покажем «лояльность», — успокоил собеседника Власий.

— Каким образом?

— Уберем с пути господнего.

Несмотря на поздний час, под сводами храма Михаила архангела на сборе священнослужителей-единомышленников был сделан перерыв. Он затягивался. Митрополит Иосиф [33] Митрополит Иосиф (в миру Иван Семёнович Петровых; 15 [27] декабря 1872–20 ноября 1937) — епископ Православной Российской Церкви; с августа 1926 года митрополит Ленинградский. Не приняв декларации 1927 года о полной лояльности власти и своего перевода на Одесскую кафедру, становится лидером «иосифлянства». Принято считать, что после 1927 года возглавил катакомбное движение («катакомбная церковь» — вариант термина «Истинно-Православная Церковь (ИПЦ)» — собирательное именование тех представителей российского православного духовенства, мирян, общин и т. д., которые начиная с 1920-х в силу различных причин перешли на нелегальное положение). — прим. Гриня с нетерпением посматривал на часы. Наконец послышались шаги. В просторную келью вошел Синезий, сопровождаемый епископом Власием. Митрополит двинулся им навстречу. Поздравив гостя с благополучным прибытием, пригласил за длинный стол и объявил собрание продолженным. Многие вопросы были уже разобраны, но главные из них предстояло еще обсудить: о создавшемся в организации ИПЦ (истинно православная церковь) трудном и опасном положении, о сохранении сил для решающей борьбы.

— Наша плохо законспирированная деятельность насторожила ЧК [34] В материалах уголовного дела, хранимого в настоящее время в ЦА ФСБ: № Н-7377 в 11-ти томах (с наименованием: «Дело всесоюзной контрреволюционной монархической организации церковников „Истинно-православная церковь“»), содержатся документы 1928–1929 гг. о репрессиях в отношении «церковников „Истинно-православной церкви“». Таким образом, «Истинно-православная церковь» являлось не только самоназванием, но и официальным именованием данной группы в материалах правоохранительных органов 1930-х гг. Частью материалов данного уголовного дела является и сборник «Дело митрополита Сергия», где сформулировано осуждение сергианства как ереси. — прим. Гриня , — предупредил митрополит Иосиф. — Не исключен провал. Но, братья мои, мы должны быть готовы и к такому, пусть не желаемому для нас исходу. Сейчас, как никогда, нам необходимо иметь запасной центр организации, чтобы заранее успеть передать полномочия. Есть предложения?