Никлас Натт-о-Даг - 1794

Одно хорошо — не надо искать дорогу. Время от времени с залива налетали свирепые порывы колючего соленого ветра — и горе дамам, не озаботившимся завязать шнурки на капорах! Горе господам, не успевшим придержать шляпу! Франты, проклиная все на свете, пускались в погоню за намокшими и потерявшими форму головными уборами. Колея постепенно заполнялась коричневой жижей, а потом, как и следовало ожидать, произошло небольшое наводнение, залило всю дорогу, и худым подметкам уже негде было спасаться. Некоторое время Кардель и Винге пытались перепрыгивать с одного более или менее сухого островка на другой, но быстро осознали тщетность усилий и обреченно зашагали по лужам. Кардель хмуро молчал. Можно было бы объяснить такое настроение омерзительной погодой и промокшими сапогами, но Винге ясно чувствовал: Карделя тревожит что-то другое. Он то и дело косился на напарника. Но только когда они остановились у таможенного шлагбаума, спросил:

— Жан Мишель… в чем дело? Чего вам не хватает? Мы никогда не были так близки к цели, как сейчас. Юноша наверняка пришел в себя, опийный туман рассеялся, и мы сможем узнать, как и почему все произошло.

Кардель остановился, снял мокрую шляпу и яростно потер лоб.

— Эта девушка… нет-нет, не подумайте, я слишком стар для нее и слишком… в общем, тут много чего. Она очень нам помогла. Мне и вашему брату, да что там… если бы не она… Беременна она была, когда я ее в последний раз видел. Теперь-то родила, наверное. Куда она подевалась, не знаю, но ничего хорошего не жду. Стокгольм — не лучшее место для одинокой молодой женщины с младенцем на руках.

Он повернулся спиной к ветру и, прищурившись, посмотрел на расплывчатый силуэт Города между мостами, будто отсюда, на расстоянии, легче найти ту, кого он ищет.

Обреченно пожал плечами и повернулся к Винге.

— Извините, Эмиль. Вы правы. Вы, как и ваш брат… редкостная проницательность, а я-то вместо «спасибо» долдоню о чем-то еще. И да… похоже, да. Загадка близится к решению. Благодаря вам. А можно и по-другому посмотреть. Отвлекся-то я отвлекся, но тут-то… а почему отвлекся? Потому что на вас понадеялся.

И отряхнулся, как собака. Брызги полетели во все стороны. Положил здоровую руку на плечо Винге, слегка пожал и пошел так быстро, что Эмиль еле за ним успевал. В конце концов догнал, забежал вперед и остановился.

— Мне бы очень хотелось чем-то помочь. Опишите ее.

Кардель глянул на него благодарно.

Подумал и, как мог, описал внешность Анны Стины Кнапп.

В палате Эрика Тре Русур койка пуста. Унесли даже набитый соломой матрас, и оголились потемневшие, частично поломанные деревянные ламели. Исчезли все туалетные принадлежности, письменный стол. Исчезло все.

Кардель и Винге молча стояли на пороге, пытаясь сообразить: что могло произойти?

Первым прервал молчание Кардель. Его слова подчеркнули ошеломляющую неожиданность события, но ясности не внесли.

— Какого хрена…

Винге стоял молча, не шевелясь, а Кардель обошел палату, заглянул во все четыре угла, будто надеялся, что при ближайшем рассмотрении найдет хоть какую подсказку.

Вернулся к двери и встал рядом.

Тишину нарушил тихий стук в стену из соседней палаты. Потом еще раз.

Они открыли соседнюю дверь. На койке в одной сорочке сидел человек, а обстановка недвусмысленно подсказывала: здесь он не первый день. Все вокруг носило следы долгого проживания. Окно занавешено. Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к сумраку, и они различили под простыней карикатурно раздутый водянкой живот и распухшие, отечные ноги.

— Иоаким Эрссон, — представился пациент. — Купцом был, пока болезнь не довела до разорения.

— Кардель и Винге, с надеждой на ваше скорейшее выздоровление и восстановление состояния, — с трудом сочинил Кардель неуклюжую фигуру вежливости.

Бывший купец, хлопнул себя по ляжке и неожиданно захохотал.

— Каждый день за мной выносят ведро слизи. Если бы ее можно было продавать, богаче меня не было бы во всем королевстве. Ресурсы бесконечны и неисчерпаемы.

— Мы ищем Эрика Тре Русур.

Бывший купец кивнул.

— Был такой. А теперь нет.

— А где он?

— Его перевели к помешанным. В психушку, одним словом, — Эрссон, не оглядываясь, мотнул головой в направлении дома для умалишенных по соседству.

— За. Каким. Дьяволом?! — Кардель не сдержался и прорычал эти три слова раздельно и с такой яростью, что любой постарался бы спрятаться подальше. Но не Иоахим Эрссон. Эрссон смотрел на грозного пальта с печалью и сочувствием.

— Говорят, выхода другого не было. Паренек был сам не свой, и с каждым днем все хуже. Я-то, как откачают слизь, даже ходить могу. Несколько шагов, но все же… К Эрику и назад. Он напьется своих капель, глаза рыбьи… и молчит. А я говорю за двоих — и знаете что? Молчит-то он молчит, но раньше я даже не сомневался: понимает он меня, понимает. Все понимает, только молчит. Мало ли кто молчит. Молчит, но понимает… может, говорить трудно.

— И что произошло?

— Приходили к нему. Двое. О чем-то они говорили о чем — не скажу. Не слышал. Только голоса: бу-бу-бу, бу бу-бу. Потом что-то они там делали… что — тоже не скажу. Звуки какие-то… а потом запах… вроде как паленой свиной щетины. А потом ушли. Он вроде как один остался Я подождал немного, собрался с силами и потащился к не му. Он лежал на койке, и…

У Эрссона внезапно задрожали губы, рот исказило в горестной гримасе.

— …и что сказать? Я помню, когда Эрика сюда привез ли. Я-то что… господа, думаю, и сами сообразили: мне к нормальной жизни уже не вернуться. А вот Эрик… он же совсем мальчишка, вся жизнь впереди. У меня и сомнений не было: поправится. Тут-то у нас… тут мало у кого сохранились такие надежды. У меня, допустим, шансов нет, но хоть у кого-то… думал, увижу, как Эрик выберется отсюда порадуюсь. Глядишь, и навестит когда-нибудь.

Иоахим Эрссон внезапно заплакал, беззвучно и горько Слезы катились по отечным щекам. Он взялся за угол простыни и закрыл лицо.

— Они что-то с ним сделали… с головой, — невнятно произнес он из-за своего укрытия. — Весь пол забрызган… И голову перевязали кое-как, вся подушка в крови. А Эрик Тре Русур… от него одна скорлупа осталась.

В доме на скале у моря умалишенных охватило возбуждение.

Санитар, проведший Винге и Карделя через мрачную анфиладу залов, по которым от стены к стене металось эхо отчаянных воплей, рыданий и хохота, оглянулся и сказал извиняющимся тоном:

— Их слишком много… Теснота — жуть. Один заорет, всем слышно. Ну, и тоже вопить начинают. Вроде заразы.

Они поднялись по лестнице, вышли во двор, и служитель провел их в главное здание. С видимым напряжением выдернул тяжелый дубовый засов. По обе стороны коридора шли двери с маленькими квадратными окошками.