Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

Она исчезает еще до того, как я успеваю ответить.

Я делаю более четкий снимок фотографии, затем торопливо ухожу.

В вестибюле Ян с телефона просматривает электронную почту. Похоже, что он устал дожидаться меня в машине.

— Прости, что так сильно задержалась.

— Ой, да ничего страшного. У меня как раз появилась возможность навести порядок в письмах.

Мимо проходит директор дома престарелых, она хмурится, заметив меня, — наверное, ей интересно, почему я все еще здесь. Если бы моя фамилия была не Стаффорд, она задержалась бы и принялась задавать вопросы. Но она просто отводит взгляд и уходит. Как странно из-за фамилии чувствовать себя кем-то вроде рок-звезды! Даже сейчас, спустя два месяца после возвращения домой, в Южную Каролину. В Мэриленде люди месяцами общались со мной и лишь случайно узнавали, что мой отец — сенатор. Здорово, что у меня был шанс доказать, что я чего-то стою сама по себе.

Мы с Яном усаживаемся в машину, едем и вскоре увязаем в пробке из-за дорожных работ, так что у меня есть время перезвонить маме. Дома она не сможет ответить на мои вопросы — ведь у нее там проходит встреча Общества дочерей американской революции. А вечером она примется расставлять все фарфоровые тарелки и стаканы для пунша по своим местам. Такова Пчелка — она эксперт по организации всего и вся.

А еще она никогда не забывает имен.

— Тебе знакомо имя Мэй Крэндалл? — спрашиваю я после того, как она требует, чтобы я «случайно» посетила их встречу: нужно засветиться среди ее знакомых, пожать им руки и заработать несколько очков во влиятельном женском обществе. «Если женщины за тебя — то выборы тоже твои, — всегда говорит мой папа.— Только глупые мужчины недооценивают силу, которую представляют собой женщины».

— Не помню такого,— Пчелка задумывается.—

Крэндалл... Крэндалл...

— Мэй Крэндалл. Возрастом она примерно как бабушка Джуди. Может, они когда-то встречались за бриджем?

— О боже, нет. Бабушка Джуди играла в бридж только с подругами,— под «подругами» мама имеет в виду старых знакомых семьи, многие поколения которых связаны с нами. Людей нашего социального круга.— Луи Хартстейн, Дот Грили, Мини Кларксон... ты всех их знаешь.

— Понятно,— возможно, Мэй Крэндалл действительно просто выжившая из ума старушка с ворохом беспорядочных воспоминаний, лишь отдаленно напоминающих реальность. Хотя это не объясняет, почему на ее прикроватном столике стоит та самая фотография.

— А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересуюсь. Я познакомилась с ней сегодня в доме престарелых.

— Очень мило с твоей стороны! Поговорив с ней, ты совершила доброе дело. Людям там бывает очень одиноко. Она, скорее всего, просто наслышана о нас, Эвери. Очень многие нас знают.

Я съеживаюсь от неловкости, надеясь, что Ян не слышит голос матери из трубки.

Вопрос о фотографии все еще крутится где-то на задворках сознания.

— Кто сегодня поедет навестить бабушку?

— Я планировала зайти к ней после встречи общества ДАР, если будет не слишком поздно,— мама вздыхает.— А твой отец поехать не сможет.

Мама неукоснительно выполняет за папу семейные обязанности, когда он сам из-за работы или из-за скверного самочувствия сделать это не в силах.

— Почему бы тебе не остаться дома и не отдохнуть после встречи? — предлагаю я.— Я сама схожу к бабушке.

— Но ты же сначала придешь на встречу? — настаивает мама. — Битси вернулась из поездки на озеро Тахо. Она до смерти по тебе соскучилась.

Внезапно я чувствую себя диким животным, загнанным в клетку; меня охватывает ужасное чувство безысходности.

Неудивительно, что мама хочет видеть меня на встрече, Битси вернулась в город. Я знаю, кто посещает их встречи, и могу поклясться, что меня будет ждать перекрестный допрос. Всем захочется знать, назначили ли мы с Эллиотом дату свадьбы, выбрали ли фарфор и серебро для праздничного стола, продумали ли место и время проведения торжества — в помещении или на открытом воздухе, зимой, весной или следующим летом?

«Нам некуда торопиться. Сейчас мы оба очень заняты, а потом подумаем, как все лучше устроить», — этот ответ вряд ли устроит Битси.

Леди из общества ДАР припрут меня к стенке и не отпустят до тех пор, пока не опробуют на мне все инструменты из своего пыточного арсенала, стремясь добыть требуемые ответы.

У меня появляется нехорошее предчувствие, что я сегодня так и не доберусь до «Магнолии Мэнор» и не смогу спросить бабушку Джуди о той фотографии.

Я вижу сон: мы снова плывем по реке. Двигатель модели Т, который Брини приладил к задней части лодки, легко, словно мы невесомы, несет нас вверх по течению. Куини сидит на крыше хижины, будто на спине слона, на голове — красная шляпка с перьями. Она запрокидывает голову, ее волосы развеваются. Она поет песню, которую узнала от старого ирландца в одном из речных лагерей.

— Она красива как королева, правда же? — спрашивает Брини.

Греет солнце, чирикают воробьи, толстые окуни выпрыгивают из воды. Косяком летит стая белых пеликанов — они образуют на небе большую стрелку, указывающую на север. Это означает, что впереди еще целое лето. На реке не видно ни пароходов, ни плоскодонок, ни буксиров, ни барж. Никого. Река принадлежит нам.

Только нам.

— А если она королева — тогда ты кто? — спрашивает меня Брини в моем сне.

— Принцесса Рилл из королевства Аркадия! — радостно кричу я.

Брини возлагает мне на голову корону из цветков жимолости и произносит речь, как король из сказки.

Когда я просыпаюсь утром, то чувствую во рту этот сладкий привкус. Он остается со мной, пока я не открываю глаза и не вспоминаю, почему мы все впятером, рядком, как чей-то улов, потные и скользкие, лежим поперек матраса на кровати Куинн и Брини.

«Куини здесь нет». Я едва успеваю вспомнить об этом, прежде чем понимаю, что меня разбудило.

Кто-то стучится в дверь.

Сердце подскакивает в груди, и я вместе с ним. Я спрыгиваю с постели, накидываю одну из шалей Куини на ночную рубашку и бегу к порогу хижины. За дверью стоит Зеде, и даже сквозь оконное стекло видно, как вытянулось и погрустнело его лицо, как обвисли седые усы. Мой желудок сворачивается в тугой узел.

Буря давно утихла. День будет ясным. Утренний воздух теплый и влажный, но, открыв дверь и выйдя на крыльцо, я начинаю отчаянно мерзнуть в своей старой хлопчатобумажной ночнушке — я так выросла, что Куини пришлось пришивать к ее подолу рюши, ведь «девочке моего возраста не пристало так сильно оголять ноги».

Я плотнее запахиваю шаль на груди — не из-за того, что здесь Зеде, да там и смотреть пока не на что — Куини говорит, что все вырастет со временем, только оно еще не пришло, — но в плоскодонке вместе с Зеде приехал незнакомый мальчик. Он очень худой, но высокий, и у него темная кожа, как у французов с Луизианы или у индейцев. Он постарше меня, но я бы сказала, что он еще не дорос до мужчины. Ему, наверное, лет пятнадцать или около того. Зеде всегда кого-то пригревает под своим крылом. Он — дедушка целой реки.