Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

Ларк кивает — ей тоже интересно, но она слишком стесняется, чтобы спросить.

Силас машет изящной серебряной вилкой, которую Брини откопал в песке рядом с обломками старого корабля.

— Была у меня мама, и я ее очень любил. Потом мне исполнилось девять, я ушел и с тех пор ее больше не видел.

— Как же так вышло? — я хмуро смотрю на Силаса, пытаясь понять, не шутит ли он. Я уже так сильно скучаю по Куини, что не могу представить себе, будто кто-то может по своей воле сбежать от мамы.

— Она вышла замуж за парня, который любил выпить и помахать хлыстом. Я выдержал год, а потом решил, что лучше жить одному,— на минуту блеск пропадает из глаз Силаса, и там остается только бездонная чернота. Но он быстро приходит в себя, пожимает плечами, улыбается, и на его щеки возвращаются маленькие ямочки.— Я прибился к сезонным рабочим, что проезжали неподалеку. Убирал с ними урожай пшеницы в Канаде, собирал яблоки. Когда работа закончилась, снова вернулся на юг.

— Тебе было всего десять лет? — Камелия причмокивает, давая понять, что не верит ни единому слову. — И ты все это сделал? Да ладно.

Парнишка плавно, по-кошачьи, поворачивается на стуле, поднимает выцветшую рубашку и показывает нам шрамы на спине. Мы отшатываемся от стола. Даже Камелии нечего возразить,

— Радуйся, если тебе достались хорошие мама и папа,— Силас мрачно смотрит на нее.— Никогда даже не думай оставить их, если они хорошо к тебе относятся. Многие точно не будут такими же добрыми.

Где-то с минуту все сидят тихо, а глаза Ларк наполняются слезами. Силас подбирает лепешкой остатки яйца и делает большой глоток воды. Он задумчиво смотрит на нас поверх ободка своей оловянной чашки, будто не понимает, почему мы все так погрустнели.

— Скажи-ка, малышка,— он протягивает руку, легонько дергает Ларк за нос, и ее ресницы трепещут, словно крылья бабочки,— я уже рассказывал тебе про ночь, когда встретил Банджо Билла и его танцующего пса Генри?

Затем мы слушаем еще одну историю, а за ней следующую, потом еще одну. Время проходит незаметно: мы успели всё доесть и убрать со стола.

— А ты совсем неплохо готовишь,— Силас облизывает губы.

Мы принимаемся мыть посуду в ведре на крыльце, Ферн за это время успевает самостоятельно сменить ночную рубашку на платье, натянув его задом наперед, а Габион бегает вокруг полуголый и ищет кого-нибудь, кто бы его подмыл, — он тайком пробрался в уборную позади хижины и сам сделал свои дела. Хорошо хоть не упал в реку. Дна у туалета в плавучей хижине нет, только вода.

Я даю Камелии указание вынести братика на крыльцо, окунуть попой в реку, подмыть и вытереть насухо. Так проще всего.

Камелия в гневе раздувает ноздри. Для нее на свете нет ничего страшнее какашек. Но я посылаю ее подмыть Габби, потому что она это заслужила: за все утро ни разу нам ни в чем не помогла.

— Мелия! Мелия! — кричит наш голопопый младший братик, и пухлые маленькие ножки несут его к двери. — Я глязный!

Камелия презрительно усмехается, затем открывает дверь и вытаскивает Габиона наружу, приподнимая его одной рукой, так что ему приходится идти на цыпочках.

— Я сделаю,— шепчет Ларк, надеясь прекратить ссору.

— Пусть Камелия сама справляется. А ты еще маленькая.

Мы с Силасом переглядываемся, и он слабо улыбается.

— А ты когда собираешься переодеться?

Я опускаю глаза и понимаю, что все еще разгуливаю в ночной рубашке и совсем про это забыла. Меня полностью захватили рассказы Силаса.

— Думаю, уже пора,— говорю я, посмеиваясь над своей забывчивостью, затем снимаю платье с крючка и держу его в руках.— А тебе, пожалуй, лучше выйти наружу. И не подглядывать!

Пока мы с Силасом готовили и заботились о малышах, в голове у меня появилась забавная мысль: я представляла себе, будто я мама, а Силас — папа, и это наш дом. Она помогала мне не думать о том, что Куини и Брини все еще не вернулись.

Но переодеваться, пока он смотрит, я не могу. Пока вообще кто-нибудь смотрит. За прошлый год я так выросла, что теперь переодеваюсь только за занавеской в хижине, как и Куини. Я не дам кому-то себя рассматривать при переодевании, это все равно что позволить отхлестать себя плетью и потом жить со шрамами на спине.

— Черт, — говорит Силас, закатывая глаза. — Зачем мне подглядывать? Ты же еще ребенок.

Жар заливает меня от макушки до пяток, а щеки пылают огнем.

За дверью заливается смехом Камелия.

Я краснею еще сильнее. Если б я могла, то прямо сейчас столкнула бы их с Силасом в воду.

— И возьми с собой малышей, — огрызаюсь я. — Женщине нужно уединение.

— А ты откуда знаешь? Ты же не женщина. Ты всего лишь кудрявая куколка,— острит Силас, но мне его шутка не кажется смешной, особенно потому, что ее слышит Камелия. Она вместе с Ферн и Ларк сидит на крыльце и наслаждается представлением.

Я каменею. Меня не так-то легко вывести из себя, но если уж получилось, то внутри будто разгорается пламя.

— Тогда ты просто... оглобля! Мальчик-оглобля. Ветер пролетит сквозь тебя, не заметит! Тощий прут! — в гневе я широко расставляю ноги и упираю кулаки в бока.

— Ну я хотя бы волосами пол не подметаю, — Силас снимает с крючка свою кепку и топает к двери. Откуда-то рядом с трапом раздается его крик: — Тебе в цирке нужно выступать! Вот куда тебе надо. Будешь там клоуном!

Я мельком смотрюсь в зеркало — и вижу, что волосы сбились и торчат по сторонам, а лицо стало красным, как голова у дятла, — но лечу к двери и продолжаю орать:

— Тогда можешь просто проваливать, Силас... Силас... не знаю, какая там у тебя фамилия, если она вообще есть. Ты нам не нужен, и...

Он уже на берегу.

Неожиданно останавливается и опускается на корточки, машет мне рукой. Я не могу различить под кепкой его лицо, но мне ясно, что дело неладно. Он кого- то заметил в лесу.

Кровь резко отливает от кожи.

— Да, да, иди отсюда! — кричит Камелия, продолжая перепалку.— Убирайся с нашей лодки, мальчик- оглобля!

Силас бросает взгляд в нашу сторону и снова предо-стерегающе поднимает ладонь. Он углубляется в лес, стараясь держаться подальше от берега, и кусты смыкаются за ним.

— Ты не спрячешься! Я тебя вижу!

— Тише, Камелия! — я распахиваю сетчатую дверь и заталкиваю Ферн и Ларк внутрь.

Камелия хмуро смотрит на меня. Она перегибается через ограждение, держа Габиона за руки. Тот хихикает и загребает ножками, пока попа у него промывается струями воды.

Камелия делает вид, что роняет его, затем снова подхватывает за руки, малыш радостно повизгивает.

— Идем в хижину,— я наклоняюсь и пытаюсь ухватить братика за другую руку, но Камелия отмахивается от меня, и Габби повисает только на одной руке.

— Ему же весело. А внутри так жарко, — густые черные волосы сестры опускаются до самой воды, их кончики похожи на разлитые чернила.— Хочешь поплавать? — спрашивает она Габби. Мне даже кажется, что она собирается вместе с ним прыгнуть в реку.