Андрей Марченко - Однажды в СССР

Аркадий взглянул на наручные часы, кивнул: в самом деле — пора.

За день пожарная лестница раскалилась, и горячий металл жарил даже через рукавицы. И Аркадий представлял, что сейчас он спускается не с крыши цеха, а по трапу космолета сходит на неизведанную планету.

Баня, душ, чистая одежда. У выхода из корпуса встретил Саньку Ханина, спросил:

— Ну как сегодня совещание прошло?..

— Совещания не было. Совещания собирают, чтоб посовещаться, а нас тут позвали, чтоб было на кого поорать.

Дойдя с Саней до проходных, Аркадий остановился у таксофона, за две копейки набрал домашний номер Маши.

— Ты вчера не звонил? — напомнила Маша, после того, как поздоровались.

— Задержался на работе. Вышел с завода уже в темноте.

— Ты же говорил, что больше не будешь задерживаться.

— Это в последний раз. Завтра — выходные. Может, встретимся, погуляем? В кино сходим.

— Послушай, Аркадий…

Этот «Аркадий» не сулил ничего хорошего. Обычно она называла его Аркашей, в минуты нежностей — Кешей. И если говорила «Аркадий» — это сулило неприятный разговор.

Так и оказалось.

— Аркадий. Нам лучше некоторое время не видеться.

— Нам? — возмутился Аркадий. — Кому это нам?.. Мне — так точно надо тебя увидеть. Сегодня. Сейчас же.

— Ты эгоист. Ты думаешь только о том, что надо тебе.

— А что надо тебе? — спросил Аркадий, тем самым допустив ошибку.

— Мне надо побыть одной. Я хочу о многом подумать, как жить дальше…

— Жить так же, как жили раньше!

— А я не хочу — как раньше!

— Маша, я люблю тебя, выходи за меня замуж!

Было что-то неимоверно глупое: вот так объясняться в любви, предлагать руку и сердце по таксофону.

— Аркадий, ты что, пьян?

— Нет…

— Значит, ты не в себе. Будешь в порядке — поговорим.

— Я в порядке! Я в таком порядке!.. Все нормально, Маш…

Но он понимал — ничего не в порядке, ничего не нормально.

— Пока.

И, не вступая в спор, она повесила трубку.

Он стоял у таксофона с трубкой в руке словно окаменевший. В голове роились мысли, однако же ни одну не получалось ухватить за хвост. И он стоял бы далее, если бы его не хлопнули по плечу.

— Начальник! Давай с нами, в «Маячок». Проставишься за назначение.

— Да я же, вроде, в должности понижен.

— Понижен? — удивился Коновалов. — Сказано ведь, что нет звания выше и почетней, чем звание простого рабочего человека. И вообще, ты чего от коллектива отрываешься?

Пивнушка называлась в народе «Маяком» и находилась недалеко от Восьмых проходных, за автобусной станцией, рядом с гаражами. Именовали ее так из-за мачты, на которой прежний заведующий велел повесить красный фонарь. Когда завозили пиво, фонарь зажигался, и трударь, выйдя за проходную, а то и не выходя, глядя с крыши цеха, знал — стоит ли идти, бить ноги.

Разливное пиво, конечно, разбавляли, и в один день ОБХСС заинтересовался происхождением дачи заведующего, записанной, впрочем, на родителей. Заведующего сняли, но пиво от этого лучше не стало. Равно свое место сохранил и огонек.

Дорожка к пивной шла через площадку автостанции, по которой с раннего утра до поздней ночи ездили автобусы. Не проходило и месяца, чтоб под колесами не оказывался какой-то перебравший рабочий. Порой сюда приезжала милиция, дабы собрать урожай для невыполняющего план медвытрезвителя. Но случалось это изредка — пивной также требовалось наполнять бюджет родины.

В заведении было жарко и душно, но стоял соблазнительный запах пива. Из шести подвешенных под потолком вентиляторов работало только два. С остальных свисали липучки для мух. Хоть на улице еще светило солнце, под потолком горели лампы. За прилавком магнитофон медленно мотал пленку, из стареньких колонок Марк Бернес пел о том, что он любит жизнь и любимый город может спать спокойно.

Взяли сразу по паре пива в литровые банки, заняли столик. Народа в пивнушку набилось много, но свободные места имелись.

— Угощайтесь, мужики, — из портфеля Коновалов достал и положил на стол завернутую в газетку соленую тарань.

На закуску в пивной предлагали копченую тюльку, но ее никто не брал. Равно как не торговали здесь и водкой. Однако на столе тут же появился «мерзавчик». Из него каждый доливал в пиво на свой вкус. Аркадий, впрочем, от добавки отказался.

Солили пиво под смешки, громко разговаривали и шутили. Аркадий улыбался, но было ему совсем не весело.

Его мысли снова и снова возвращались к Маше. Следовало бы поговорить с кем-то более опытным в женской психологии. Да хоть с начальником цеха — тот был женат трижды, и каждая новая жена была моложе предыдущей.

За что она так, почему? Он же ничем ее не обидел. Может, причиной было женское непостоянство? Или, может, она хочет, чтоб ее уговаривали, покоряли? Может, это все не всерьез, может, она как-то испытывает его? Положим, она ждет от него действий. Ведь встречаются они почти два года, а за это время — лишь несколько поцелуев. Аркадий делал попытки, но все они разбивались о неприступность девушки.

Не проявил должной настойчивости? Но Аркадий чувствовал: не в том дело. Характер у Маши был просто стальным, и в школе за это ее называли «железной дамой».

Как-то школьники, желая подшутить над учительницей, в ящик стола бросили пойманную мышь. Но Маша в тот день ящик не открыла, а далее были каникулы. И мышь, перепортив всю бумагу, попыталась прогрызть путь через стенки ящика. Но у нее это почему-то не вышло — не то зубы соскальзывали по гладким лакированным стенкам, не то она просто обессилела от голода. Но к концу каникул мышь сдохла, о чем оповестила пришедших с каникул противным запахом.

Мария же, установив причину зловония, распахнула окно и выбросила в школьный сад останки животного, порченные контрольные и велела подозреваемым хулиганам вымыть ящик.

Хулиганов она угадала точно. Тех стошнило прямо в предложенный ящик.

И более с Марией Александровной никто из учеников не шутил.

Зная Машу не первый год, Аркадий был уверен: разрыв — это действительно разрыв. Если бы ей было надобно что-то иное — она бы иначе и поступила.

-

От жары выпитое пиво тут же выходило с потом наружу. Что не выходило — посетители оставляли в проходе между задней стеной пивнушки и заводским забором. Возвращаясь, трудари снова шли к прилавку, дабы взять еще по банке пива.

Аркадий пил медленно, в чужие разговоры не лез, и его порой оставляли посторожить место. И раз, когда приятели ушли за добавкой, кто-то почти сразу рухнул на освободившееся место.

Юноша поднял взгляд от стола, трещины на котором он рассматривал, приготовился согнать наглеца.

…И не поверил своим глазам: перед ним сидел Пашка, армейский товарищ, лучший друг. Это казалось невозможным: они расстались лет семь назад в далекой Монголии, обещав писать друг другу, ездить в гости. Но, обменявшись парой писем, потеряли друг друга: однажды письмо Аркадия вернулось с отметкой о том, что адресат выбыл.