Андрей Марченко - Однажды в СССР

— Да, море… — отвлек Павел. — А что на том берегу? Турция?..

— Нет, — улыбнулся Аркадий. — Краснодарский край, Ейск.

— А… А это что? Пристань? Для чего? Прогулочные катера?..

Один из волнорезов был на полметра выше остальных. Он не начинался у кромки прибоя, а шел через пляж бетонной дорожкой чуть не от железной дороги, меж рельсами которой лежали деревянные поддоны. В море этот волнорез выступал тоже немного дальше и заканчивался понтоном, который сейчас качался на волнах.

— Да… И не только. Раз в день — рейс в Ейск. Четыре часа — и ты на том берегу моря.

— Здорово! И когда следующий отправляется?

— Днем, около полудня что ли. Ему дотемна надо вернуться. Пошли, что ли?.. А то у меня мама волнуется, наверное…

Еще далече было до полуночи, но городской транспорт уже не ходил.

Поднялись мимо городского парка к центру.

— Что делать думаешь?.. — спросил Аркадий.

— Переночую на вокзале. Сегодня утром куда-то двину: или в Крым, или в Сочи. Посмотрим, в какую сторону будет первый поезд.

— Брось. У меня переночуешь. Мама будет рада.

— Да ну… — неуверенно возразил Пашка.

Город был пуст и молчалив. Скоро он начнет просыпаться. День начинался субботний, и многие останутся в своих постелях подольше. Но те, кто работает по непрерывному графику, уже скоро проснутся. И трамваи понесут полусонный груз к проходным заводов… Салоны быстро опустеют, и скоро наполнятся иными, шумными пассажирами, которые будут наоборот ехать в центр — на базар, по магазинам, на пляжи…

На перекрестке проспектов Ленина и Металлургов сели в дежурный троллейбус. Водитель бурчал на поздних пассажиров, но после того, как Пашка дал ему рубль — успокоился и даже изменил маршрут.

У реки им снова повстречался угнанный автобус. Как оказалось, пока Пашка плескался в море, его повторно увели уже студенты здешнего института, но были остановлены милицией.

Сошли на остановке, перебежали яркий, но пустынный проспект. На нарсуде горел «Мир, труд, май». Надпись эта горела каждую ночь круглый год, мешая людям спать.

В квартире Аркадия светилось окно — мама ждала сына. Неприятно укололо чувство вины — заставил родительницу волноваться. Однако же он часто раньше оставался на заводе в ночную смену и приходил иногда под утро, валился спать усталый, чтоб проспать весь день и вечером снова уйти в цех.

Но мама уже знала, что Аркадий свое полуначальственное место потерял, и причин оставаться в ночную куда меньше.

Когда в замке заворочался ключ, и открылась входная дверь, родительница поднялась из кресла, вышла в коридор.

— Мама, у нас гости! — с порога предупредил Аркадий.

— Здравствуйте… — и, нарвавшись на тяжелый взгляд, Пашка добавил. — Извините…

— Он поживет у нас пару дней… Мы только с моря, сейчас обмоемся и спать.

Горячей воды не было — ее отключили еще в середине мая, тут же ковшом экскаватора вспороли тело улиц, вынули трубы теплоцентрали. С холодной водой дело обстояло не намного лучше. По будням ее выключали часов с десяти до трех, полагая, что основная масса народа на работе и гонять насосы не обязательно. Еще, бывало, воду выключали глубокой ночью, но не ежедневно. Когда не отключали — просто сбрасывали давление, так, что вода не поднималась выше четвертого этажа.

Аркадий жил на третьем, но под рукомойником всегда стояли два ведра с водой — некогда белых, эмалированных, но сейчас покрытых бурым налетом извести.

Занимал ванну Аркадий недолго — холодная вода не способствовала купанию. Мама запоздало предлагала нагреть воду, но Аркадий и Павел отнекивались.

Когда вышел Аркадий, в ванну отправился Пашка, на ходу снимая рубашку. На его предплечье стало видно сиреневую татуировку — печальный женский лик.

— Кто это? — испуганно зашептала мама, когда дверь ванной закрылась за Павлом.

— Мой армейский друг, мы вместе служили в Монголии.

Он полез в шифоньер, достал армейские фотографии, дабы показать, что вот он — друг Пашка сидит на броне танка, а вот он сам Аркадий — улыбчивый и беззаботный.

— У него татуировка. Он преступник, он из тюрьмы.

— Ма, ну оступился человек, он исправился. Он хороший, только горячий…

— Хорошие люди с татуировками не ходят.

— А у деда нашего татуировка была, помнишь?..

Деда звали Георгием, но любил он, когда называли его Жоржем, о чем напоминала сизая татуировка на пальцах левой руки.

— Дед, когда ее делал, был молодым и глупым.

— Вот и Пашка тоже молодой!

Мама замолчала, повела носом.

— Ты пьян?

— Выпили с сотрудниками по банке… бутылке пива…

— С каких пор твои сотрудники пьют?

— Это другие…

Распахнулась дверь, вышел Пашка. Мама прошипела:

— Ложитесь спать! Я постелю ему на кухне. Но чтоб завтра… Ты понял — завтра! Чтоб его и духа не было!

-

Субботу и воскресенье провели, гуляя по городу. Зашли на автостанцию, издалека посмотрели на «Маячок». Казалось, словно там ровно ничего не произошло, за исключением того, что все пиво было уж выпито, и красный огонек не горел. Грузчики меланхолично кантовали пустую тару.

Друзья поехали на море. К пляжу ходил только один маршрут, забитый в выходные до неприличия. Оттого друзья поехали кружным путем: дорогой, идущей через степь по кручам, а после — пешком через овраги, сады.

Шли через черешневый сад — хотя плоды уже местами алели, охрану еще не поставили, и Пашка нарвал полную кепку фруктов.

— Аркаша, да ты просто в раю живешь, — сказал он уже когда расположились на горячем песке. — Тепло, черешня на халяву, девчата опять же.

Пашка как раз любовался сочной девушкой, расположившейся чуть выше на берегу.

— А ты оставайся у нас, — предложил Аркадий. — Город большой.

— Как у вас остаться-то?..

— Да вообще не вопрос. Устраивайся к нам на завод… Найдем место.

Пашка посмотрел на приятеля оценивающе:

— Да ну, брось…

— Нет, в самом деле, чего тебе по миру мыкаться? Зачем?

Карпеко просыпался в полседьмого от треска и звона ехидного будильника, который иногда ночами разрушал чуткий сон следователя своим ходом.

Встав с постели, Сергей включал приемник «Воронеж», и пока тот грелся, спешил в уборную, что располагалась на улице. На обратном пути набирал в кране ведро воды: водопровода, равно как и канализации, в доме не имелось.

Затем на электроплите в кружке кипятил воду, или, если было — молоко. Молоко постоянно сбегало, поэтому Карпеко предпочитал воду, в которую после добавлял сгущенку. Молоко сгущенное или обычное необходимо было, чтоб забить отвратный вкус кофейного напитка — жутко горького пойла. На банке имелась надпись, что смесь приготовлена на основе кофе и ячменя. Но Сергей предполагал, что эту дрянь без затей фабриковали из желудей.