Евгений Митов - Золотой момидзи

Генерал Гиити Нобускевич был не только военным стратегом, но и «дальновидным» политиком.

Токио. Кафе «Ренуар» у станции Синагава. Ноябрь 1920 года

Столичный район и одноимённая станция «Синагава»— южные ворота в центральный Токио.

В средние века гужевая и железнодорожная станции «Синагава» были местом первой остановки путешественников, добиравшихся по дороге из Эдо (ныне Токио) в Киото. Неудивительно, что в этом месте с давних пор много гостиниц как типа рёкан, так и современных, европейского класса Prince.

И сейчас близ станции «Синагава» расположен крупнейший в Токио фешенебельный гостиничный комплекс. В этом же квартале разместились и многочисленные дипломатические представительства. До Российского посольства от станции пешком можно пройти за полчаса, до Торгового представительства России — рукой подать.

Рядом с этим районом, также в шаговой доступности, находится множество интересных достопримечательностей.

Например, спрятанный в глубине японских построек и улочек уже упомянутый храм Сэнгакудзи, знаменитый своей историей о 47 самураях-ронинах. Или гостиничный парк Хаппоэн— великолепный образец японского садового искусства. В парке постоянно демонстрируется богатая коллекция бонсай, выращенных благодаря умению местных мастеров по созданию точных копий подлинных (иногда карликовых) деревьев в миниатюре, в том числе японского клёна.

Здесь, в период цветения сакуры и осеннего листопада момидзи («коё»), настоящее столпотворение из желающих полюбоваться традиционными для Японии красотами.

В отеле «Хаппоен», а точнее, в его кафе «Ренуар», и договорились встретиться старые приятели — Алтунин и Томба.

— Вы уже прочитали мою статью о выступлении депутата Накано на последней сессии парламента? — обратился с вопросом к Алтунину журналист Минору Томба и, не дожидаясь ответа, сообщил:

— Наши парламентарии вступать в конфликт с императорской властью не станут. Мы, японцы, народ послушный, а решения верховных руководителей для нас не подлежат обсуждению. Думаю, что дальнейшего разбирательства по делу о «золотых слитках» не предвидится. Я вас не слишком расстроил, Алтунин-сан?

— Нет, уважаемый Томба-сан. Я тоже ожидал подобного исхода. После гибели прокурора Исида вряд ли кто в Японии станет заниматься этим делом. В том числе и по этим причинам полагаю свою миссию в Токио законченной. Хотя довести до логического конца мне её так и не удалось.

Думаю, что наша сегодняшняя встреча, как мне ни грустно это осознавать, по-видимому, завершающая на японской земле. А как обстоят дела у интенданта Микамэ? — в свою очередь поинтересовался поручик.

— Здесь мне вас обрадовать также нечем. Он совсем перепугался после смерти Исида-сан. И возбуждения против него, с подачи военных, судебного преследования о растрате средств, предназначенных якобы на закупку топлива для нужд армии…

Микамэ-сан сбежал в храм Хоммондзи, расположенный в токийском районе Икэгами. Принял монашество буддийской секты Нитирэн и теперь стал недоступен для военных следователей и жандармерии, — с горечью в голосе пояснил Томба и продолжил:

— Жаль его. Для общества он потерянный человек, вроде бы жив, но как бы и умер. У нас в Японии так бывает с людьми, которые потеряли жизненные ориентиры и пытаются скрыться от всех невзгод. Порой даже родственники не в курсе, что с ними, и где они сейчас. Только иногда, если у такого человека сохранился счёт в банке, можно предположить, что он существует, поскольку эпизодически снимает деньги с него.

Одним словом — отшельники…

Томба вновь призадумался и продолжил тем же тоном, без эмоций:

— Он, к тому же, написал «Покаяние», где заявил, что содержание его доноса в прокуратуру и обвинения в адрес генерала Танаки являются вымыслом. В частности, Микамэ в своём «Покаянии» проинформировал, что «…в меня вселился дух сатаны, и поэтому я предоставил свои чувства для политической борьбы…»

— Вы верите в это, уважаемый Томба-сан? — обратился поручик к журналисту.

— Конечно, нет. Я хорошо знаю своего земляка. Он честный малый. «Покаяние» не в его стиле. Скорее это выдумка тех, кто хочет замять дело и представить моего друга сумасшедшим. Да и в целом, как я полагаю, за Микамэ-сан стояли другие высокие воинские начальники. Они пытались с его помощью вывести из тени преступления генерала Танаки. Но это им, к сожалению, не удалось. «Сиката га най» («ничего не поделаешь»), — завершил распространённой японской поговоркой свою мысль корреспондент.

— А что вы собираетесь делать дальше? — обратился Томба с вопросом к поручику.

— На этой неделе сяду на пароход и отправлюсь в Европу, — поделился планами Алтунин. — Говорят, что туда же выехал и генерал Розанов. Может статься, что мне удастся встретиться с ним и внести ясность в моё расследование. Хотя надежда небольшая. Но вас я хотел предупредить об ином…

Мне предстоит покинуть гостеприимную Японию и из-за других обстоятельств. Как поведал известный вам генерал Подтягин, военные власти подозревают меня в противоправной деятельности. Возможно, даже в шпионаже. Так что и вы будьте осторожны. Знакомство со мною может навлечь на вас неприятности.

— Спасибо. Я догадывался, — спокойным голосом ответил журналист. — За мною уже несколько дней подряд ведётся наблюдение полицией токко. Но я этого не боюсь. Думаю, что оно инициировано генералом Танакой. — Вот с вами действительно всё обстоит намного сложнее, — переменил тему разговора Томба, — лучше было бы вам покинуть Токио…

Наша полиция не рискнёт связываться с корреспондентом центральной газеты. А вот в отношении иностранца она способна сотворить что угодно. Так что желаю счастливого, или хотя бы спокойного, пути. Но как я узнаю, что с вами всё нормально? — участливо поинтересовался журналист.

— В нашем посольстве трудится госпожа Клёнова. Я постараюсь сообщить ей, где буду находиться. Пожалуйста, свяжитесь с ней от моего имени. Я её предупрежу, — ответил Алтунин и обратился к Томбе с личной просьбой: — Не сочтите за труд, если у этой девушки возникнут какие-либо проблемы с проживанием в Токио, окажите ей помощь…

— Можете не беспокоиться. Как я понял, она владеет японским языком. Мы с ней обязательно встретимся…

Оба приятеля на прощание обнялись. Томба, по японской традиции, произнёс: «Гамбарэ», что означает — «Держись!»

Токио. Русское посольство

В этот же вечер поручик пригласил Марию прогуляться на прощание по ночному Токио.

— Давайте пройдём до храма Хоммондзи, — предложила девушка, — там прекрасные виды осеннего момидзи. Разноцветные деревья и опадающая листва храмового парка создают ощущение спокойствия и гармонии. Японцы любят гулять там во время созерцания момидзи. Это торжество природы они называют «охотой за красными листьями», а иногда японским бабьим летом, — засмеявшись, согласилась на прогулку Клёнова.