Илья Баксаляр - Завтрак с Машиахом

Овадья не видел ничего перед собой, его руки продолжали тянуться дальше к горящей ярким огнем поверхности. В ушах раздались непонятные слова, сказанные мягким, до боли знакомым голосом. Вдруг стало так тепло на душе, он словно ощутил себя в детстве, окутанным вниманием и любовью, вернувшимся туда, куда попасть уже было невозможно. Пред ним предстала мать, ее теплые руки, которые нежно обнимали его голову, ласково перебирая темные кудри, внимательные и добрые глаза отца, улыбка еще нестарого деда. Слезы потекли по щекам молодого человека, от блаженного умиления он, казалось, стал таять. Руки инстинктивно тянулись дальше. На крышке он нащупал странные фигуры с острыми крыльями, но они не вызвали у Менахема никакого интереса, он заметил только, что они были горячими, поэтому коснулся их слегка, кончиками пальцев. Его руки уже начали нащупывать отверстие, ведущее к тайне источника огня. Шепот в ушах стал звучать громче, но слов все еще было не различить. Пальцы ощутили выступ на гладкой поверхности и потянули на себя нечто похожее на ручку. Яркий огонь внезапно погас, и Менахем заглянул внутрь таинственного ящика. Голос смолк. Молодой человек хотел коснуться того, что оказалось внутри, но тут позади него раздались странные звуки. Овадья вздрогнул и убрал руки от тайника, блестящая поверхность ящика тут же захлопнулась, яркий свет вновь осветил пещеру.

– Эй ты, молокосос! Отойди от артефакта.

Менахем повернулся, прищурив глаза, взглянул на здорового мужчину, который оказался в четырех – пяти метрах позади него. От яркого света образ незнакомца расплывался в глазах, были заметны лишь смазанное небритое лицо, колючие черные глаза и устрашающего вида свирепо оскаленный рот с пожелтевшими зубами. Овадья сделал шаг назад, все еще прикрывая ладонью глаза. В этот момент он заметил, как в руках неприятного мужчины, неизвестно откуда появившегося в пещере, блеснул длинный арабский нож. Выпад был настольно мощным и молниеносным, что Менахем чудом сумел увернуться от смертельного удара, стремительно отскочив в сторону. Лицо противника было спокойным, ни один мускул не шевельнулся на нем, только глаза излучали невероятную злобу, несвойственную обычным людям. Опять выпад ножом, Овадья только замечал блеск металла и злые глаза неведомого противника. Ему вновь удалось увернуться, избежав неминуемой гибели. Менахем прищурился еще сильнее, лицо незнакомца в ярком свете прояснилось. Только теперь Овадья понял, с кем имеет дело. Перед ним находился не кто иной, как убийца его родителей – Абу Хабиби. Холодные глаза Волка пугали сильнее, чем острый нож. Он был на голову выше Овадьи, намного крепче физически и нисколько не боялся крови, потому что убийство людей стало для него профессией.

Очередной выпад ножом, Менахем нырнул под руку убийцы. Удар пришелся на стену, нож со скрежетом прошелся по камню, рука со всей силы ударилась о кусок скалы. Лицо Волка на мгновение исказилось от боли, но тут же полностью успокоилось, на нем заиграла зловещая улыбка.

– Я смотрю, ты оказался самым шустрым в своей семейке, не то что твои родители, на которых мне потребовалось немного сил. Они были никчемными людишками, долго умоляли меня пощадить их, предлагали золото, деньги, облигации. Глупые! Думали, что так просто откупятся от святого завета, который я исполнял. Хотя дед твой был крепче, но слишком доверчивый, поэтому и помер как собака, – Абу Хабиби медленно наступал на Овадью, стараясь загнать молодого человека в угол. – Теперь наступил твой черед, щенок. – Волк медленно надвигался, ухмыляясь, глядел прямо в лицо своей жертве. – Убивать – это так приятно, видеть испуганные глаза, которые молят тебя о пощаде, в них еще тлеет надежда остаться в живых. Ты, конечно, думаешь спастись, но ничто тебе не поможет. Быстрая смерть не приносит мне радости, а вот загонять в угол, вызывая страх у своих жертв, всегда интереснее. Ты умрешь! Это только вопрос времени. Ты еще цепляешься за жизнь. Пусть будет так.

Абу Хабиби вновь сделал выпад ножом. Овадья, сжавшись в пружину от напряжения, чудом сумел избежать удара. Но на этот раз нож прошелся так близко, что зацепил рукав куртки и слегка порезал руку. Менахем пытался достать пистолет из кармана, но расстояние было настолько мизерным, что любая оплошность могла стоить жизни, за которую ему и так бы сейчас никто не дал и ломаного гроша.

– И почему только Давид оставил после себя такое ничтожество, как ты? – Волк продолжал измываться над жертвой, наслаждаясь своим монологом. – Он был могучим воином, а ты слюнтяй, и не более того. Не тебе решать будущее всего мира. Машиахом может стать только настоящий мужчина, для которого нет преград.

Менахем молча отступал назад, двигаясь по кругу, он больше всего боялся оказаться зажатым в угол. Такого здоровяка ему не одолеть. Овадья мягко пятился, осторожно переступая ногами, но не заметил выступа на полу, и то, чего он больше всего боялся, случилось. Он поскользнулся и потерял на мгновение равновесие. Абу Хабиби стремительно набросился на жертву. Менахем понял, что удача отвернулась от него и наступает последнее мгновение жизни. Холодное лицо убийцы стремительно приближалось, Овадье захотелось от страха закрыть глаза, но он, собрав все свое мужество, не мигая посмотрел смерти в лицо. Острый нож Волка уже летел точно в сердце Менахема. Оставались считанные сантиметры, когда Овадья невольно выставил кулак вперед.

Блеснула яркая вспышка. Абу Хабиби отлетел в сторону и упал на каменный пол. На руке Менахема сияло кольцо Соломона, то самое, которое Бен-Аарон снял со своего пальца и с торжественным видом передал Машиаху. Кольцо испускало четыре небольших лучика, которые затем скручивались в один поток, направленный на безжалостного убийцу. Кольцо Соломона проснулось в самый критический момент и встало на защиту своего хозяина. Абу Хабиби лежал, распластавшись, на полу, корчась от нестерпимой боли. Он пытался встать, но луч, идущий от кольца, вдавливал его в пол все сильнее и сильнее.

– Проклятье, – глаза Волка от боли стали выкатываться из глазниц. – Ненавижу всех вас. Ненавижу.

Злоба и боль смешались в одно отвратительное ощущение. Пальцы ослабли, и профессиональный убийца выронил нож.

– Задушу тебя! – Абу Хабиби попытался поднять руки, но у него ничего не получилось.

От бессилия он начал рычать. Овадья медленно отходил от шока. Он старался не опускать руку, чтобы не ослабить силу кольца.

– Ты убил моих родителей и деда, но для чего? – произнес Менахем и, к удивлению, обнаружил, что гнев и страх больше не контролируют его. В душе он ощущал полное спокойствие.

Волк, все еще корчась на полу от боли, сквозь зубы в отчаянии прошипел: