Илья Баксаляр - Завтрак с Машиахом

На полу рядом со своими верзилами лежал начальник контрразведки, его голова была размозжена пулей таким причудливым образом, что лицо Саида исказилось от брезгливости. Телохранитель бросился в ванную комнату. Его вырвало, спазмы буквально выкручивали желудок. Приступы рвоты повторились вновь. Когда его наконец отпустило, измотанный, он посмотрел на себя в зеркало. На него смотрел уставший, опустошенный человек, давно небритый, с пожелтевшим лицом и темными кругами под глазами. Телохранитель умылся, холодная вода быстро привела его в чувство, и он вспомнил про Амира. Саид вернулся в комнату, но молодого человека нигде не было видно, он осмотрел всю квартиру, но она оказалась пустой.

***

Телохранитель мчался на машине к шейху, размышляя, как доложить старцу о бегстве Амира, но уже подъезжая к зданию, в котором скрывался святейшество, решил пока ничего ему не рассказывать, чтобы не расстраивать друга. Не успел Саид заехать во двор, как из центра города в сторону Израиля, разрывая небо невыносимым ревом, устремились несколько десятков ракет. Быстро заехав под навес, телохранитель бросился в дом.

Старец сидел в кресле у стола и в толстенных очках, приблизив книгу почти вплотную к лицу, читал Коран. Он настолько был погружен в святое писание, что не обратил внимания на появление телохранителя. Охранник не раздумывая схватил кресло и потащил его вместе со старцем в подвал. Книга выпала из рук шейха. Саид случайно наступил на нее своим большим ботинком.

– Что ты делаешь? – громко возмутился старик.

– Не ругайся! Нам надо переждать очередной налет израильской авиации. Скоро начнется бомбежка.

Телохранитель осторожно поставил кресло в углу темного помещения, сходил наверх и принес из комнаты шерстяное одеяло, бережно укутал им старика, а затем между делом поинтересовался:

– Мой друг, ты давал команду атаковать евреев?

– Каких евреев? Я только недавно проснулся! Что происходит? И почему ты не даешь мне спокойно почитать Коран? Мне надоело твое бесцеремонное поведение, ведешь себя со мной как с маленьким ребенком, командуешь, как тебе в голову взбредет, – излив свое негодование, Исин замолчал, насупившись, затаил обиду на друга.

– Не обижайся! – голос Саида стал мягким. – Я очень переживаю за тебя, ты же знаешь, что кроме тебя у меня никого нет, и твое пребывание на этой земле есть смысл моей жизни.

Старик немного смягчился, понимая, что опять незаслуженно обидел самого надежного друга на земле. Он виновато опустил глаза:

– Ладно, извини, а теперь рассказывай, что там случилось?

Телохранитель был немного взбудоражен, но постарался взять себя в руки:

– Опять кто-то запустил ракеты прямо из центра города. Так ведь нельзя делать. Прилетят израильтяне и разбомбят целые кварталы, погибнут люди, а в домах много детей, стариков, женщин. Если наши воины хотят наказать евреев за захват земли в Секторе Газа, нельзя прикрываться мирными жителями палестинских городов, забирая их жизни. Можно же было атаковать с пустырей, их вокруг очень много, но ведь стреляют из густонаселенных районов, не задумываясь о последствиях. Мне кажется, среди твоего окружения есть провокатор, который разжигает кровавую бойню, провоцируя израильтян на уничтожение простых мирных людей.

Исин молча выслушал друга, а затем промолвил:

– Саид, у нас нет мирных жителей. Идет война, и каждая жертва не напрасна. Души людей, погибших в борьбе с неверными, с распростертыми объятиями примет Аллах и обласкает своей теплотой в райских садах на небесах. Жизнь на земле – это всего лишь короткий период пребывания души в нашем бренном теле. Быть может, смерть от врага является искуплением за все грехи, сотворенные на этой земле.

– Мой друг, о чем ты говоришь?! Там дети! Они в чем виноваты? Как они могли согрешить, если только пришли в этот мир?

Старик затих, долго о чем-то думая:

– В чем-то ты прав, Саид, и я тебя понимаю, но мы на войне и проявлять слабости не можем, даже понимая, что допускаем где-то перегибы.

– Исин, что с тобой? Ты же очень добрый человек, читаешь Коран, эту святую книгу, которая призывает к добродетели, любви и заботе о людях. Зачем ту губишь свою душу в жестокости и ненависти, ведь в этой гонке взаимной озлобленности не выиграет никто, мы все погибнем в конце концов, но ради чего?

– Я не давал команду запускать ракеты из городов, клянусь Аллахом, ты знаешь, я не занимаюсь военными вопросами. Моя миссия – служить Аллаху и просвещать народ, – шейх поднял руки к небу. – Но мы должны быть готовы к смерти ради свободы. В свое время каждый из нас предстанет перед Всевышним и будет держать только перед ним ответ.

Он хотел сказать еще что-то, но послышался невероятный грохот. Израильтяне массированно атаковали город из тяжелых артиллерийских орудий.

***

Казалось, темному коридору не будет конца. Бен-Аарон бежал со всех ног, часто сворачивая в еще более узкие проходы в мрачном подземелье. Черные тени преследовали незваных гостей, вероломно вторгшихся в их темное царство успокоения. Иногда Менахему казалось, что чья-то невидимая рука дотрагивается до его плеча костлявыми пальцами, желая схватить и утащить в мир темных духов. Спертый воздух неприятно щекотал ноздри, вызывая тошноту. Свет факела иногда выхватывал из темноты частично замурованные в стены останки человеческих черепов. От всего этого у Овадьи волосы вставали дыбом, и он прибавлял скорость, стараясь не отставать от старика. Свернув в очередной проем, молодой человек почувствовал легкое дуновение свежего воздуха.

Бен-Аарон остановился, у его ног тревожно поскуливал Вольфганг. Менахем тяжело дыша встал за спиной старика. Факел осветил тяжелую металлическую дверь, она была покрыта толстым слоем красноватой накипи, свидетельствовавшей о ее древности. После манипуляций старика с засовом внутри него что-то щелкнуло, потайной механизм пришел в движение, шестеренки начали вращаться, ворота неторопливо со скрипом открылись. Беглецы вошли в образовавшийся проход, дверь незаметно закрылась за ними. Уверенной походкой Бен-Аарон двинулся дальше по проходу, теперь приходилось нагибаться, так как потолок нависал над самой головой. Под ногами появились ступени, и все зашагали наверх, спустя минут пять они закончились, и вновь пришлось идти по длинному коридору. Овадья, перебарывая неприятные ощущения, молча спешил за Бен-Аароном. Вскоре появились новые ступени. Их было так много, что Менахему показалось, что они поднимаются на высокую гору. Тяжело дыша, молодой человек стал считать про себя шаги: «Семьсот тридцать один, семьсот тридцать два, семьсот тридцать три…»

Подъем закончился, и перед ними открылся темный коридор. Какое-то время путники шли по нему, пока не оказались в тупике – темная гранитная плита перекрыла проход.