Александр Красовицкий - Дело пропавшей балерины

— Говорят, после возвращения она ни разу не вышла на сцену императорского театра, даже в самой маленькой партии, — заметил Репойто-Дубяго.

— Думаешь, не по собственной воле?

— Не знаю, Тарас Адамович. Кроме того, что остаюсь сторонником версии об интрижке с военным, если ты спросишь меня о деле Веры Томашевич.

В кофейне «Семадени» — ни одного свободного столика. В панорамной «Праге» поют «Боже, Царя храни!». В Шато де Флер — народные гулянья, в цирке — представление, повсюду снуют фотографы. Каким на их снимках будет выглядеть Киев? Веселым и вдохновенным, пусть и черно-белым. Краски, которым отдают предпочтение отважные киевские модницы, наверное, могут передать только картины Александры Экстер. Бывший следователь должен поговорить с художницей. А еще им придется снова вернуться в театр, к Брониславе Нижинской. Но это потом.

Прежде чем заглянуть в глубину Мириных глаз, объяснить ей, что происходит сейчас и что случилось с ее сестрой. Прежде чем самим осознать, как исчезла балерина, придется поговорить с тем, кто в тот вечер ожидал Веру Томашевич в «Семадени».

— Офицер, который не на фронте, — с сарказмом говорил о нем Олег Щербак.

— Он не прощает измены, — щебетала Барбара Злотик в коридорах Оперного театра, еще тогда, когда им не было известно о ее связях с «собирателями гиацинтов».

— Один из поклонников Веры. Радовался, когда она угадывала клавиши фортепиано, — говорила Мира Томашевич.

Яков Менчиц молчал. Глубокая морщинка залегла у него между бровями, когда он слушал Тараса Адамовича. Объяснить Репойто-Дубяго, что им необходимо увидеться с офицером, наверное, будет несложно. Вот только, где сейчас найти самого Репойто-Дубяго? Высшие чины полиции вместе с городскими чиновниками отбыли на молебен под своды Святой Софии. Потом они наверняка отправятся сопровождать императора, поэтому с начальником сыскной части вряд ли удастся увидеться сегодня.

— Пойдем, — уверенно сказал Тарас Адамович.

— Куда? — сверкнул глазами Менчиц.

— В «Прагу».

— В «Прагу»? Зачем?

— В отеле проживают чешские офицеры. Помните хмурого военного, что-то постоянно писавшего за столиком? Назимов назвал его неизменным атрибутом «Праги». Говорил, что чешский репортер, постоянно в работе и алкоголе. Рядом с «Прагой» — редакция «Чехослована». Пан Ярослав, кажется. Назимов говорил о нем, как о единственном собеседнике, помогавшем ему понять, оставаться в Киеве или отправляться на фронт. Они много общались…

— То есть пьянствовали, — заметил Менчиц.

— Когда я катался на лифтах в «Праге», тоже видел его там. Есть надежда, что визит императора не сдвинул завсегдатая с места, и мы так же сможем найти его за столиком на панорамной террасе или хотя бы в кофейне «У чешской короны». Он может знать, где искать Назимова сейчас. Следовательно, это шанс отыскать штабс-капитана сегодня.

— Отыскать сегодня… — эхом повторил Яков Менчиц и резко посмотрел на Тараса Адамовича, затем подхватил шляпу со стола. Немного нерешительно подошел к шкафу, достал кобуру с револьвером. Тарас Адамович чуть заметно кивнул. Вдвоем они спустились с третьего этажа, вынырнули из толпы на Владимирской и, стараясь не потерять друг друга из поля зрения, двинулись дальше.

Город, в котором исчезали балерины, поглотил их. С площади вспорхнула стая голубей, шум толпы вновь рассекли колокола Софии. Девушка, искавшая свою сестру, в это же время пробиралась сквозь толпу на другом конце города. Но следователи, молодой и старый, об этом не знали.

Яков Менчиц спросил ее тогда о балете. О том, в котором хотела танцевать сестра. Давняя история, полузабытая сказка. Жестокие истории не рассказывают маленьким девочкам, как бы они об этом ни просили. Однако Вера любила именно такие рассказы, в которых принцесс не спасали, а рыцари не были добрыми и храбрыми. Или вовсе — не были рыцарями.

Сестра перебирала пальцами клавиши инструмента, улыбалась. Они одновременно были и похожи и непохожи друг на дружку. У Миры волосы светлее, Вера — хрупкая, с правильными, более округлыми чертами лица.

— Мира, мир не черно-белый, — сказала однажды Вера и, нажав пальчиком клавишу фортепиано, рассекла тишину глубоким звуком. — Он не такой, как клавиши. В сказках добро может побеждать, но история интересна только тогда, когда в ней стерты грани между добром и злом. Когда открываешь для себя всю палитру, огромное количество оттенков. Настоящие истории — многоцветны, как картины Экстер.

Такой многоцветной ее сестра считала историю о Минотавре.

— Разве это не сказка? — спросил Миру Яков Менчиц. — Есть зло — Минотавр, есть добро — герой, убивающий чудовище. Есть прекрасная принцесса, помогающая герою, — дает ему нить, и он выходит из лабиринта.

— О, так вы не знаете, что принцесс было две? — улыбнулась Мира.

Он растерянно заглянул ей в глаза. Мирослава, не дожидаясь его ответа, продолжила:

— У Ариадны была сестра — Федра. Когда Тесей отправлялся в лабиринт, Ариадна дала ему нить, чтобы он мог вернуться, а Федра — меч, чтобы он мог убить Минотавра. Когда герой вернулся с победой, обе сестры покинули Крит вместе с ним. Они плыли по морю и остановились отдохнуть на острове Наксос.

Она умолкла, поэтому ее собеседник спросил:

— Что было дальше?

— Ариадна уснула. В это время Федра, также влюбившаяся в Тесея, уговорила его покинуть сестру на острове и отправиться дальше с ней.

— И он согласился?

Мира внимательно посмотрела на Менчица, после паузы молвила:

— Да. Ариадна проснулась, но сестры и любимого рядом не оказалось. Горе ее было велико. Она хотела прыгнуть со скалы в море. Ее спас Вакх — бог вина. Они поженились. Балет завершается вакханалией.

— И ваша сестра хотела танцевать в таком балете?

— Да. Она говорила об этом с Брониславой Нижинской. Бронислава любит вакханок. Кстати, Экстер рисует костюмы для вакханок Нижинской для другого балета.

— Я думал, балерины хотят танцевать лебедей.

— Времена меняются. Балет изменился.

— А образ какой из сестер мечтала воплотить на сцене Вера?

— Ариадны.

Так случилось, что в реальной жизни вышло иначе. По-видимому, Мира уснула тогда, на выступлении в Интимном театре. Иначе, как она могла не заметить, что танцует не Вера? А, проснувшись, поняла — сестра исчезла. Вера оказалась Федрой.

Неужели она так долго спала? Все это время, пока они вели расследование? Барбара Злотик танцевала с Верой в одной труппе, однако никто не подозревал, что она работает на похитителей людей. Почему же тогда Тарас Адамович отбросил версию причастности Барбары к исчезновению Веры? Неужто и он также спит? И все они погрязли в липком тумане сна, утреннего полубреда, когда мозг одолевают ужасы и зловещие предчувствия?