Дмитрий Ольшанский - Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход

Воевода огляделся, нет ли поблизости кардинала Чезарини.

– Пока сюда не пожаловали епископы, местным не грозит голодная смерть. А у меня за спиной двадцать пять тысяч ртов! Некоторые-то и в поход этот отправились только для того, чтобы наконец набить себе брюхо!

Возмущенный наглостью местных купцов и феодалов, считающих возможным наживаться на крестоносцах, Хуньяди без зазрения совести объявил, что все беглые крестьяне, скрывающиеся от своих хозяев в окрестных лесах, вполне могут рассчитывать на защиту и полное прощение, если вступят в его армию. После этого под знамена Владислава встали по меньшей мере две тысячи здоровых мужчин, которые имели весьма темное прошлое и едва ли походили на добропорядочных христиан, мечтающих умереть во имя благой цели. Увидев среди добровольцев множество беглых, воров, мошенников и даже убийц, местные князья потребовали немедленно выдать их правосудию, однако Хуньяди не стал их слушать, в конце концов, за участие в походе каждый крестоносец был вправе рассчитывать на отпущение всех прошлых грехов. Спорить с категорическим ответом венгерского предводителя, за спиной которого стояло двадцать пять тысяч вооруженных воинов, никто не стал. Поэтому очень скоро мы продолжили двигаться на восток, освобождая от турок все новые территории.

Местные жители встречали нас восторженно. Они устали от долгих лет османского ига и были рады видеть воинов-христиан на порогах своих домов.

Несмотря на то что в некоторых местах турки продолжали оказывать ожесточенное сопротивление, пока еще ни один город нам не приходилось брать штурмом – горожане сами открывали ворота и впускали наши войска.

За неделю не произошло ни одного крупного сражения, видимо, турки так и не смогли собрать новую армию или, наученные горьким опытом, просто не решались завязать очередной бой.

Столь успешное начало похода вселяет в меня уверенность, что мы устраним любую преграду на своем пути!

* * *

10 октября 1443 года

Всего через неделю после битвы у Ниша мы вышли на границу с Болгарией, захватив последний крупный сербский город – Пирот. Теперь дорога на Софию была открыта. От болгарской столицы нас отделяет чуть больше пятидесяти миль, а про османскую армию по-прежнему ничего не слышно. Больше препятствий на нашем пути нет, и все верят, что взятие Софии – всего лишь вопрос времени…

* * *

19 ноября 1443 года

Мы стоим под стенами Софии.

Остался последний рывок, и одна из целей нашего похода будет достигнута!

Внимательно осмотрев высокие неприступные стены, я с уверенностью заключил, что с ходу взять город не получится. Похоже, турки пришли к точно такому же выводу. Они наглухо закрыли ворота и, судя по всему, готовятся к затяжной обороне.

Штурм будет стоить нам многих жизней, а осада займет много времени.

Когда кольцо вокруг Софии сомкнулось, Янош Хуньяди отправил в город посла с предложением к османскому наместнику сдать город миром. Ему и его людям была обещана жизнь, а также возможность свободно покинуть Софию.

Через пару часов был получен ответ. Наместник наотрез отказался сдаваться и пригрозил крестоносцам, что, если они попытаются штурмовать город, он прикажет сжечь Софию дотла вместе с жителями, и тогда христианам достанутся лишь зола и обугленные головешки.

Ответ турецкого наместника вызвал новые споры среди командиров. Одни полагали, что турки не решатся поджечь город, а значит, нужно немедленно готовиться к штурму. Другие высказывались более осторожно и предлагали для начала разузнать, что сейчас происходит в городе.

Янош Хуньяди внимательно выслушал мнения офицеров, однако сам говорил мало, и я начинал догадываться, что он вынашивает собственный план взятия города. После битвы у Ниша прошло больше двух недель, и с тех пор мы с ним почти не разговаривали. Каждый был поглощен выполнением собственной задачи: воевода занимался делами армии, день и ночь просиживал за отчетами и принимал различные депутации, в том числе весьма подозрительные… Впрочем, я старался не обращать на это внимания, ибо верил, что все затеянное им в итоге приведет нас к победе.

И вот София была перед нами. Мы не сомневались в силе собственной армии и были полны решимости идти на штурм в любое время. Стоило лишь отдать приказ.

– Привести войска в боевую готовность, – коротко произнес Хуньяди, когда прочие офицеры выдохлись от длительных споров. – Пусть ожидают моих распоряжений.

Когда участники собрания разошлись, уже начало смеркаться, и многие полагали, что воевода планирует ночной штурм, однако мне показалось, что Хуньяди задумал нечто иное.

Примерно через час, когда ночь окончательно вступила в свои права, лагерь крестоносцев пришел в движение. Воевода как никто другой знал о плохой организации христианской армии, в которой число профессиональных солдат составляло не больше половины, да и те были собраны с разных концов Европы и признавали лишь своих командиров. Поэтому он решил использовать только те части, на которые мог полностью положиться. Прежде всего это были закаленные в боях ветераны, которые воевали с ним против турок еще в Семендрии и Германштадте, когда звезда трансильванского воеводы только всходила на небосклоне мировой истории. По своим боевым качествам, а главное – дисциплине, эти отряды выгодно отличались от остального войска. Хуньяди решил задействовать в атаке на город около восьми тысяч человек. Остальным был отдан приказ ждать дальнейших распоряжений.

Для меня было непонятно: зачем бросать на штурм лучших солдат, ведь очевидно, что первая волна атакующих несет самые тяжелые потери. Однако я знал, что Янош Хуньяди никогда не совершает необдуманных поступков. Только не на войне.

Мой небольшой отряд также был избран для ночной операции. Две сотни всадников, облаченные в тяжелые доспехи, заняли свои позиции и дожидались моих приказов. Я не знал всех деталей предстоящего задания и понимал, что, возможно, посылаю своих людей на верную гибель. Но как любит повторять Джакобо: «Войны без жертв не бывает, и любая победа неизменно оплачивается кровью».

Стояла глубокая ночь. Редкие облака проносились над спящим городом, молодой полумесяц освещал голубоватым сиянием стены и башни болгарской столицы. В этот поздний час Янош Хуньяди призвал к себе всех командиров, задействованных в предстоящем штурме. Мы прибыли в ставку главнокомандующего, которая располагалась на небольшом холме прямо напротив городских ворот. Войско, уже готовое к наступлению, находилось чуть дальше и скрывалось в покрытой туманом низине, чтобы противник не успел заметить приготовлений к штурму.

Хуньяди сидел верхом на огромном широкогрудом жеребце и внимательно вглядывался в ночную тьму. Мне показалось, он пытается разглядеть что-то на стенах города. Когда все командиры собрались на холме, он обернулся к ним и проговорил: