Денис Попов - Точка слома

…Очнулся Летов под утро. Пролежав в ледяной канавке у дороги примерно полчаса, он покрылся тонким слоем свежего снега. Как оказалось, небо было все такое же темное, дома все также стояли целыми, и деревья не лишились своих корявых веток.

Летов дошел по ночной улице до дома и сразу же упал спать, впервые за долгое время укутавшись в одеяло, и сняв с себя лишь заснеженное пальто. Спал он глубоким сном, однако кошмары никуда не исчезли – во сне он вскрикивал, говорил какие-то неразборчивые слова, трясся и ворочался. Летову снились ужасные сцены: то его давит танк, то его внутренности едят огромные ящеры, то его насмерть запинывают те трое австрийцев.

…Проснулся он от треска будильника. Часы показывали 6:30 утра – в окно уже бил тусклый солнечный свет, которого скоро совсем не будет, а на город окончательно упадет тьма. Летов сполз с кровати, пытаясь вытащить из помутневшей головы события вчерашнего дня: пьянка с Кирвесом, какая-то куролесица на улице и поимка подозреваемого.

Горенштейн уже сидел в своем кабинете. Как оказалось, Кирвес таки доспал в кабинете зама начальника райотдела до утра, а потом был отправлен им опохмеляться в ближайший кабак. Теперь оставалось допросить Филина, хотя и Летов, и Горенштейн на подсознательном уровне понимали, что Филин не убийца – не бывает так, чтобы все сходилось, все показывало против человека.

В камере на нарах сидел молодой парень. Лицо его было немного опухшее, вероятно, от частого приема алкоголя, а руки все обоженные от монотонной работы в кочегарке, в коротких светлых волосах, постриженных полубоксом, иногда можно было встретить какие-то кусочки кожуры от лука. Одежда на нем была рабочая, вероятно, перед задержанием он только вернулся с работы, сразу нажрался, завалился спать, а потом его уже забрали. Военные галифе, местами разодранные и испачканные грязью, а местами даже помидорным соком, синяя фланелевая рубаха, вероятно, не так давно купленная, и с тех пор не стиравшаяся, грязные боты «ПТЖ», из которых торчали кусочки портянок – так был одет «подозреваемый номер один». Молодое, но уже побитое жизнью лицо испуганно смотрело на стоящих в дверях камеры милиционеров – молодые, словно детские голубые глаза впивались в суровые и уставшие лица Летова с Горенштейном. Губы Филина тряслись от страха, при этом вся нижняя губа была опухшая и испачканная засохшей кровью – кажется, при задержании врезали. Острый нос, чем-то напоминающий нос Кирвеса, выделялся на округлом лице Филина, густые светлые брови смотрелись как-то по-детски. На лице уже проглядывала светлая щетина – вероятно, Филин не так давно брился. Руки его тряслись от страха, глаза испуганно бегали уже по камере, но это морщинистое, опухшее и с не малым количеством шрамов лицо, говорило об обратном, о том, что Филин не боится. В общем, его вид был весьма контрастный – вроде молодой парень, а местами даже кажется, что совсем маленький мальчик, а вроде и уже старый, побитый алкаш. Летову все с ним было понятно – он молод возрастом, но жизнь, хреновая жизнь, сделала свое дело, и теперь из под наросшей на лицо боли изредка пробивались молодые черты, даже детские черты, словно сквозь черную грязную тряпку пробивается светлый солнечный свет.

Летов с Горенштейном оглядели этого бедного, испуганного человека и приказали вести его в допросную. Там уже все было готово: Скрябин проверял, работает ли печатная машинка, а Ошкин сидел в углу и потирал больную ногу.

Филин сел на стул и стал испуганно озираться вокруг.

«Итак, гражданин подозреваемый, напоминаю вам, что дача заведомо ложных показаний сотруднику уголовного розыска карается законом, а именно 95-й статьей Уголовного Кодекса РСФСР. Поэтому настоятельно рекомендую вам отвечать четко и правдиво. Вам все понятно?» – сурово начал Горенштейн.

-Т… так точно, гражданин милиционер – испуганно и как-то по-детски ответил Филин.

-Итак, ваше полное имя, год рождения, образование, род занятий.

-Филин, Алексей Ильич, 1926 года рождения, с Омска, отучился семь классов. Ефрейтор запаса, кавалер Ордена «Славы» III степени. Сейчас кочегаром в своем доме работаю, вот мои рученьки обоженные.

-Что вас связывало с гражданами Дроновым и Лбовом?

-Я с Ваней Лбовым познакомился в 46-м году, когда слесарем работал, а он меня потом со своим другом Семой Дроновым познакомил. Ну, я с ними и сдружился – все мы воевали, было о чем поговорить.

-Когда вы их видели в последний раз?

-Числа 11-го вроде бы… – Филину становилось все страшнее, то ли он начинал понимать, что с его друзьями что-то неладное случилось, то ли думал, что они что-то плохое натворили.

-Расскажите поподробнее обстоятельства того дня, когда вы их видели в последний раз.

-Мы с ними каждую субботу вечером встречаемся у Семы дома, ну, и выпиваем там. Я то, признаться, частенько выпиваю, однако повезло мне – память хорошая, каждую пьянку помню. Нет, ну, конечно не безупречно, однако помню все равно. Короче говоря, я тогда еще днем прилично выпил, с пол литра наверное. Пришел к Семе часов в двенадцать ночи, как закончил в кочегарке дела, выпили там еще, а потом к нам начали долбиться бабки эти, соседки по коммунальности. Ну, Сема и предложил пойти на улицу, там и попеть можно, да и от этих баб е…х спастись. Пошли мы на улицу, начали ползти, пели, я даже помню, что мы пели, да, да – «Летят перелетные птицы» Бунчикова мы пели – на лице Филина проступила легкая улыбка – видимо, нравится ему эта песня. – Потом мне плохо стало, выворачивать начало не по-детски. Ну, я и пошел один домой, тем более в сон клонило. Дополз кое-как и уснул. Вот и все, собственно говоря.

-Что было потом?

-Потом я отработал три дня и мне дали отпуск на неделю. Я и поехал к брату своему двоюродному, в Кемерово значится. Приехал в воскресенье, отработал пару деньков, вот, хотел вчера вечерком пойти к Семе, а то не видно его было, хотя в одном доме живем, да тут вот как получилось.

-То есть после 11-го числа вы их не видели ни разу?

-Да.

-Скажите, у них были какие-то враги, или недоброжелатели?

-Враги… – Филин, кажется, окончательно понял, что друзей его больше нет. На его лице проступила такая боль, что Летову показалось, будто его детские глаза постарели. – У Лбова нет, он примерный товарищ, а у Семы много кого было. Соседи, милиция его не любит – он буянистый же.

-Откуда в вашей квартире взялась книга со стихами Маяковского, в которой вырвана страница со стихотворением «Левый марш»?

Филин призадумался, почесал в затылке, а потом возбужденно и радостно ответил: «Я ее купил у бабки на толкучке. У меня знакомая есть, из Комсомола, вот, хотел ей подарить. А то, что там эта страница вырвана, я и не знал, теперь не подаришь».