Денис Попов - Точка слома

-У какой бабки? – монотонно спросил Горенштейн.

-Да откуда ж мне знать? У бабки какой-то на толкучке, что на Физкультурной улице по выходным работает.

-Где она торгует?

-Около сворота на безымянный переулок. Она там вроде каждые выходные. А что не так с книгой то?

-Вопросы здесь задаю я. Топор у вас в комнате откуда?

-Да у матери взял в 46-ом, когда дрова рубили еще.

В этот момент в допрос вмешался Летов: «Послушай, парень, ты способен убить семь человек?».

-Я?! – удивленно и испуганно крикнул Филин. – Нет! Я до сих пор не могу забыть, как на войне убивал, а сейчас и подавно!

-В какие дни ты был в Кемерово?

-Ну, с 15-го по 18-е ноября выходит.

-Имя брата двоюродного и адрес назови.

-Дмитрий Ролдугин, живет на Центральной улице, дом с комнатой уж не припомню.

Горенштейн мрачно посмотрел на Летова – 16-го ноября было совершено убийство.

–А в другие дни после 8-го ноября есть кто-то, кто может подтвердить твое пребывание по ночам где-либо?

-Есть! – радостно прокричал Филин, придя в себя после таких странных вопросов. – Я 8-го и 9-го ноября жил на овощебазе, ждал, пока соседи мои успокоятся, а то доканали уже, в печенках у меня сидят, сволочи. Мои друзья, грузчик Павел Рнов и Даня Борисов могут подтвердить, мы с ними тогда всю ночь выпивали.

-В ночь с 9 на 10 был убит этот работяга с завода – пробормотал Горенштейн.

Вскоре Филина увели. Он кричал, постоянно спрашивал, в чем дело и за что его арестовали, но Летов с Горенштейном молчали – все милиционеры теперь прекрасно понимали, что Филин не причем. Осталось только опросить этих его коллег и брата, чтобы получить окончательное алиби.

В итоге задачи были распределены так: Летов с Горенштейном поехали на толкучку к бабке, Скрябин же на овощебазу №2 опрашивать друзей Филина, а Ошкин писать запрос в Кемеровский горотдел милиции, чтоб они опросили брата Филина. Если дружки с овощебазы подтвердят слова подозреваемого, то можно будет с полной уверенностью сказать, что Филин невиновен.

«Ну что, господа менты, как говорят бандиты, облажались мы» – мрачно сказал Ошкин.

-Облажались, товарищ подполковник – ответил Горенштейн. – Я сразу понял, что он не убийца: все сходится так, да и слаб он для такого, сразу видно. Обычный алкаш молодой.

-Жалко мне его, – закуривая сказал Летов, – и баба, которую, я смотрю, он дико любит, ненавидит его, и семья далеко, и друзей теперь нет. Вообще ничего теперь у него нет. Как я будет почти, правда он меня лет на двадцать моложе.

…Толкучка была полна людей. Со всех сторон слышались крики: «семучки»; «папиросы, дешево»; «картошечку покупаем»; «пластинки новенькие». Летов шел, смотря на этих укутанных в лохмотья баб, которые надрывали глотку с одной целью: заставить проходящих мимо людей что-то у них купить. Было действительно немного не по себе при виде такого скопления людей, таких клубов пара, выходящих изо ртов покупателей и продавцов, и, в конце концов, такого количества продаваемых продуктов. Везде, действительно толкаясь и прижимаясь друг к другу, стояли бабы и мужики, все обвешанные каким-то барахлом, сложенным в авоськи, висящем или на шее, или на распростертых руках.

Вот и нужный поворот. У самой дороги сидела пухлая бабушка лет 70-ти с синим от мороза лицом, от холода ее спасала лишь черная телогрейка, одетая поверх нескольких свитеров, вероятно, ей же и связанных, перешитые галифе и заштопанные валенки, припорошенные снежком. Товары у нее были свои и не особо дорогие, поэтому она не боялась их раскладывать на ледяной первомайской земле, не пользуясь авоськами. Увидев лежащие книги Горького, Гоголя и Маяковского, Горенштейн быстро пролистал нужную книжицу, увидев, что одна из страниц просто вырвана.

«Чаго хотите, граждане любимые?» – мило спросила бабушка.

-А откуда у вас эта книжка?

-Так моя, своя, сама ее купила.

-А чего страницы нет? Вырвала ее зачем?

-Так я не помню уж.

Горенштейн с Летовым переглянулись, а потом Летов нагнулся к самой бабушке и на ушко ей сказал: «Послушай, бабка, эта книга проходит по делу о куче убийств. Скажи по-хорошему, откуда она у тебя».

Бабушка испугалась, сделала руками какой-то жест, отдаленно похожий на перекрещивание, а потом тоже шепотом ответила: «Мужик мне продал четыре книги такие, все сборники Маяковского. Ну, я книгами уж торговала, вот и купила у него».

-Кто этот мужик?

-Да если б я знала. Цену он выгодную мне предложил: 15 рубликов за все три книги, ну, я и купила, дура. Вру, я с ним поторговалась и за 12 купила.

-Описать его сможешь?

-А в чем его подозревают то?

-В убийстве, говорю ж.

Бабка схватилась рукой за рот и чуть не упала со своего ящика на снег. Так уж сильно она испугалась. – Конечно, конечно, товарищи милиционеры, опишу его как миленького.

-Тогда книжки Маяковского мы изымаем, а вас просим сейчас пройти с нами в отделение для составления фоторобота.

-А товары ж мне куда?

-Собирайте, возьмете с собой.

Горенштейн сбросил оставшиеся три книги со стихами в бумажный пакет, на котором размашистым почерком Скрябина было выведено: «Вещдоки».

Тем временем быстрый как молния Скрябин проверил алиби Филина: коллеги подтвердили, что в ночь с 8-го на 9-е ноября они вместе с Филиным жили и выпивали в сарае овощебазы. Бабушку, имя которой – Матрена Прокопьевна Долганова, 1886 года рождения (ранее судима по статье 164 УК РСФСР – покупка заведомо краденного), отвели к художнику-криминалисту Федорову, который буквально пару месяцев назад был переведен из Томска в Первомайку. Огромный тюк с вещами поставили в углу кабинета Горенштейна, художника посадили на место капитана, а бабушку напротив него. Набор карандашей, несколько листов бумаги и куски ваты для создания теней положили на расчищенное пространство стола. Федоров стал готовиться к рисованию, а запыхавшийся Скрябин, только отдавший Горенштейну протоколы опроса друзей Филина, схватил листок и стал записывать приметы убийцы со слов Долгановой.

Возраст: на вид 40 лет;

Рост: высокий, около 170 см (само собой, Долганова не знала всех этих измерений, и просто сказала, что как рост как у Скрябина)

Телосложение: крепкое («ох и крепкий мужик!» – испуганно и восхищенно говорила про него бабка);

Плечи: широкие;

Шея: длинная («словно у змеюки!»);

Лицо: округлое, пухлое;

Брови: темные, широкие;

Нос: короткий, широкий, прямой, кончик носа: закругленный;

Глаза: большие, светлые («ясные глазенки у него, только взгляд какой-то стеклянный, пустой совсем»);

Губы: средней толщины;

Рот: маленький по размеру;

Особая примета: длинные волосы («да еще и грязные такие, не моется видно»);

Одет: черное пальто, средней длины, зимнее, значительно поношенное; военные галифе; на ногах: черные сапоги, значительно поношенные («одежда старая, ну, помоложе моей, конечно, хотя видно, что деньжат у него немного»).