Ирина Лобусова - Смерть в катакомбах

— Как тебя зовут? — спросила Зина, оттирая пятна.

— Таня. Танечка Малахова, — ответила девушка.

— А чего подруги тебе не помогли?

— Они не подруги, — Танечка нахмурилась, — они завистницы. Кто-то из них это и сделал. Они всегда меня ненавидели, а в последнее время особенно.

— Да за что тебя ненавидеть? — пожала плечами Крестовская.

— Из-за Антона! За то, что он выбрал меня. Как будто теперь это имеет значение, — девушка всхлипнула.

— А, я уже слышала, что ты была девушкой покойного артиста, — сказала Зина. — Сочувствую тебе. Тяжело пришлось. Ну, а я Вера. Совсем недавно тут работаю.

Она подняла юбку вверх:

— Ну, вот и все. Теперь промою водой, а затем высушим. И будет твой костюм как новенький.

На огромной ресторанной плите уже кипела большая кастрюля, в которой варилась картошка — ее поставили одной из первых. Над ней вовсю шел пар. Зина простирнула ткань водой, а затем осторожно поднесла к кастрюле. Несколько минут подержала юбку над паром. Затем встряхнула и протянула девчонке:

— Держи. Готов твой костюм. Сейчас за пару минут высохнет.

— Спасибо! — Танечка бросилась Зине на шею. — Ой, спасибо тебе! Вера, ты мой единственный друг! Будешь моей подругой? — совсем по-детски спросила она.

— Буду конечно! — заулыбалась Зина.

В этот момент издалека донесся голос Матильды. Танечка, прижав к груди юбку, бросилась переодеваться. Зина спрятала нашатырный спирт в сумочку. Рабочий день начался.

В этот день посетителей было мало, и Крестовская устала не так сильно, как накануне. Дела в «Парадизе» после смерти Антона Кулешова вообще шли не очень. Как ни пыталось подняться кабаре на прежний уровень, Кулешова никто не мог заменить.

Приглашали разных артистов. Два раза пел Петр Лещенко, тогда был полный аншлаг. Но он не мог выступать здесь постоянно, у него было собственное кабаре «Норд», в котором он пел каждый вечер. Румынские артисты успехом не пользовались. А среди всех остальных артистов, приехавших в Одессу из разных городов, замену Кулешову найти было невозможно. Поэтому с каждым разом в «Парадизе» было все меньше и меньше посетителей. А владельцы уже всерьез задумывались о том, чтобы закрыть заведение, впрочем, никого не ставя в известность о своих планах.

Около половины десятого вечера, когда работа шла к своему завершению, в кухню заглянула Танечка Малахова — все еще в ярком концертном костюме.

— Вера! Хотела тебя спросить: заглянешь ко мне сегодня вечером? Я из ресторана кое-что прихвачу. Так мне хочется тебя отблагодарить! Если, конечно, тебя дома сильно не ждут.

— Никто не ждет, — Зина вздохнула, — я живу одна.

— Вот и славненько! Так ты не против?

— Нет, конечно. Я с удовольствием!

После работы они встретились у служебного входа.

— Ты у меня ночевать останешься — комендантский час ведь, — сказала Таня.

— Ну понятно, — улыбнулась Зина, — куда в такое время на улицу!

— Я тут неподалеку живу, на Пушкинской, — добавила Малахова, — быстро дойдем.

Она жила в коммунальной квартире в величественном четырехэтажном доме. Этот дом напомнил Зине горделивый корабль. Только теперь этот корабль был подбит в бою. Так он выглядел — красивый дом с черными проемами темных окон, закрытых от света и от мира. И Зине подумалось, что дома, как и все прочие живые существа, имеют свою душу и способны реагировать на внешние обстоятельства совсем как люди.

Дом выглядел печальным. Он склонялся перед железной пятой врага. Но в нем крылась сила, и было ясно, что однажды он снова засверкает ослепительными, светлыми проемами окон и словно распрямится во всю свою высоту, горделиво и величественно подставляя себя солнцу. В это хотелось верить. А пока дом был поникший и грустный. Впрочем, как и всё вокруг.

Танечка Малахова обитала в крошечной комнатушке коммуны, в которой, кроме нее, ютилось еще девять семей. Жила она одна. Где ее родственники, Таня не говорила, а Зина не спрашивала.

Единственное окно комнаты выходило в узкий двор-колодец. А сама комната была более десяти метров. И меблирована была она очень скудно: простая железная кровать, шкаф, стол посередине, два стула. И все.

Танечка принялась выкладывать на стол то, что принесла из ресторана: вареную картошку, жареную печенку, остатки какого-то салата. Из шкафа достала бутыль самогона, напоминавшего самогон Бершадова. Накрыла на стол. Сели, выпили.

— Мне так не хватает Антона, — самогон подействовал на Танечку сразу, — хотя мы и были с ним вроде недолго. Но все равно… Он был не такой, как все остальные артисты. Совсем не такой. Очень отличался от них. Я ведь насмотрелась на эту публику. Оттого и безумно влюбилась в него.

— Кто же мог с ним так? — Зина подлила Танечке самогона.

— Не знаю… Но было кое-что очень странное, — было понятно, что Малахова хочет выговориться.

— Что же? — спросила Зина.

— Прогулки, — ответила Таня.

— Какие прогулки? — Крестовская снова подлила ей самогона.

— Ох… Даже не знаю… Хорошо все-таки, что у меня появилась такая подруга, как ты, — Танечка начала заметно пьянеть. — Столько в себе держала, а теперь тебе расскажу. Не могу молчать больше! Понимаешь, странный он стал в последнее время. Даже пугал меня. И прогулки… Он ходил гулять на кладбище. Представь! На Второе Христианское кладбище, и часто по ночам!

— Зачем? — опешила Зина.

— Не знаю. Однажды я его выследила — утром стала красться за ним. Антон поехал на кладбище и долго ходил среди могил. А когда увидел меня, очень рассердился. Сказал, что любит по кладбищу гулять. Это придает ему вдохновение. Но это же странно, правда?

— Очень странно, — согласилась Крестовская.

— И по ночам после выступлений на кладбище отправлялся. А потом появился у него один друг — всегда в черном ходил, высокий, седой, и лицо страшное, белое-белое. Как этот друг возникал на пороге, Кулешов сразу меня выставлял. И даже имя его мне не сказал. Два раза он к нему приходил. И после этого Антона словно подменяли.

— Он в кабаре тоже приходил? — нахмурилась Зина.

— Нет, только к нему домой. В комнату, где Кулешов жил. Я у него почти каждую ночь ночевала. А вот ко мне он не приходил ни разу.

— А еще что? — Зина продолжала откровенно спаивать Танечку.

— И то, что я нашла у него в квартире… — вздохнула Малахова, — очень странное…

— Что же это было? — насторожилась Крестовская.

— Нет, об этом я пока не могу сказать, — запротестовала Танечка, хотя язык у нее уже заплетался. — Я завтра с одним человеком встречаюсь, хочу у него спросить. Может, это денег стоит. Так продам.

— Это какая-то вещь? — допытывалась Зина.

— Не спрашивай! — замахала руками Малахова. — Я пока не могу говорить. Как узнаю — все тебе расскажу. Обещаю. Все-таки ты моя лучшая подруга теперь!