Александр Горский - Ловец бабочек

– Давайте попробуем, – Вика сдержанно кивнула.

– Мы с ним знакомы были с самого детства. Если ничего не путаю, мне было одиннадцать, когда он попал в наш интернат, – Свободкин мрачно вздохнул, очевидно, воспоминания о том далеком периоде жизни никакой радости ему не доставляли. – Мы ведь с ним оба детдомовские. Только я там с самого малолетства, так что другой жизни тогда и не знал вовсе. У Эльки все было совсем не так. Он из нормальной семьи. Мама, папа, квартира в Москве, машина.

– Вы даже про машину знаете? – удивилась Вика.

– Так эта машина их и погубила. Они всей семьей своим ходом на море поехали, уж не знаю к кому, может к друзьям, может, к родственникам каким дальним. Только до моря они так и не доехали, лоб в лоб с грузовиком сшиблись. Кто там виноват был, этого Элик не знал, но авария такой силы была, что родители его на месте погибли. Ну а он сам в это время на заднем сиденье спал, вещами обложенный, так что ни царапин, ни переломов. Цел-целехонек!

– Повезло, – пробормотала Крылова.

– Ну да, – кивнул Марат Леонидович, – если только гибель родителей можно считать везением.

– Вы же поняли, что я имела в виду.

– Понял, я понял. Труднее все это было понять домашнему мальчику, неожиданно оказавшемуся в детдоме. Не знаю, как так вышло, но близких родственников ни по матери, ни по отцу в живых не было, а дальние, если и оказались, то желания усыновить маленького Эльдарчика не изъявили. Вот он и попал к нам.

Марат Леонидович надолго замолчал, очевидно захваченный в плен очередной волной воспоминаний своего детства. Некоторое время Вика рассматривала мелькающие за тонированным стеклом здания, затем все же не выдержала:

– Вы дружили? – спросила она не столько потому, что ее действительно интересовали обстоятельства почти сорокалетней давности, сколько надеясь вновь вернуть собеседника к диалогу.

– Сперва нет, – мужчина задумчиво покачал головой. – У нас, если честно, нравы там были жесткие, можно сказать жестокие. Новеньких прописывали по полной программе.

– Били? – сама не зная зачем уточнила Крылова.

– Били, – подтвердил ее визави, – еще как били. А могли еще привязать к кровати и насильно водой напоить. И так несколько ночей подряд. Представляете, какой позор, приходят утром воспитатели, а кровать-то вся…, – Марат Леонидович цокнул языком, – сами понимаете, воде выход нужен.

– Понимаю, сухо отозвалась Вика.

– Понятное дело, что руки-ноги уже отвязали давно, а пятно-то на матрасе никуда не делось. Да и запах…

– А если кто-то расскажет воспитателям, что было на самом деле?

– А если кто-то расскажет, то станет изгоем навсегда, – Марат Леонидович решительно мотнул головой, словно отвергая даже теоретическую возможность подобного хода событий. – Навсегда и для всех. А этого никому не вынести.

– Так что все молчали, и вы в том числе, – усмехнулась Вика. – Или вы были в числе тех, кто привязывал?

– Я был в числе старожилов, – неохотно отозвался Свободкин, – если так можно сказать про одиннадцатилетнего пацана. Но могу вам сказать, что Элик терпел. Всё терпел. А потом, в один не очень прекрасный день наши отношения изменились.

– Он спас вам жизнь? – произнесла она первое, что пришло ей в голову.

– Не мне, – покачал головой собеседник, – и не спас. Наш детский дом недалеко от Домодедово находился. А в тех краях речушка такая протекает, Пахра. Вот мы на эту реку как-то раз посреди лета и рванули. Человек пять или шесть нас было, как Элик в компанию затесался, никто и не понял, но факт тот, что он тоже был с нами.

Вика кивнула, давая понять, что внимательно слушает собеседника.

– А до реки не так уж и близко было, несколько километров. Нас туда организованно вывозили пару раз за все лето купаться, ну а тут воскресенье, жара, вот мы и решили сами. Ребята постарше рассказывали, что напрямик не так уж далеко идти, – Марат Леонидович причмокнул губами, – привирали конечно. Больше часа мы туда топали. Вышли конечно не на то место, где уже были, но вроде тоже ничего показалось. Так что одежку всю с себя покидывали и вперед, к воде. Там мостки были, видать рыбки соорудили когда-то. Оно ведь самое удобное дело с мостков в реку сигать. Мы уже к ним, считай, подбежали, и тут Элик как завизжит истошно: «Не надо!» Мы, понятное дело, замерли все, на него смотрим, а он стоит на месте, весь бледный, трясется и в Пашку, дружбана моего лучшего, пальцем тычет. «Не прыгай, – говорит, – нельзя тебе!»

– Но он прыгнул, – прошептала Вика.

– Еще как прыгнул, – подтвердил Марат Леонидович, – только сперва Элику в лоб кулаком зарядил, так что тот задом прямо на песок сел. А потом разбежался, да первый рыбкой в воду и сиганул. Больше живым мы его не видели. Тело-то на поверхность сразу всплыло, только что от того толку. Оно возле мостков застыло себе неподвижно, а вокруг головы на поверхности воды темное пятно постепенно нарастает. Увеличивается оно, значит, в размерах, увеличивается, а потом, как дойдет до какого-то своего предела, от Пашкиной головы отделяется и плывет по течению. А на его месте тут же новое пятнышко появляется, и так раз за разом.

Хотя с описываемых ее собеседником событий миновал уже не один десяток лет, Вике показалось, будто она сама стоит на берегу не такой уж широкой и с виду совершенно безобидной речушки, в одно мгновение унесшей жизнь неизвестного ей Павлика.

– Труба там какая-то на дне лежала, об нее Пашка и зашибся. Это нам уже позже воспитатели сказали, – продолжил Марат Леонидович, – когда говорить с нами начали. Так-то первый месяц только орали, да лупили каждую ночь почем зря.

– Воспитатели? – ужаснулась Вика.

– Нет, от них нам только в первый вечер капитально досталось. Дальше уже свои пацаны били, те что постарше. Оно ведь как получилось, из-за нас весь детдом на месяц полностью развлечений лишили. Любых. А тогда почти каждую субботу у нас походы были, а по воскресеньям в кино водили. Я бы за такое сам кого хочешь отделал, а так вышло, что нас самих отделывали, – на лице мужчины появилась мрачная усмешка. – Вот с той поры мы с Эликом и сдружились. Не сказать, что у нас интересы сильно совпадали, но ведь у меня, сами понимаете, на месте лучшего друга пустота образовалась, а такие пустоты по малолетству быстрее закрыть хочется. Да и потом, интерес у меня к нему пробудился. Уж больно понять хотелось, как он смог угадать, что не надо Пашке в эту речку сигать.

– И что, новый друг что-то смог вам объяснить?

Марат Леонидович отрицательно покачал головой.

– Не смог.

– Не смог или не захотел? – уточнила Крылова.

– Думаю, что не смог. Мы ведь через пару лет с Эликом уже совсем не разлей вода были. Никаких секретов друг от друга быть не могло, а все равно, как про ту историю заходил разговор, его сразу трясти начинало. Говорил только, что страшно ему вдруг тогда стало. Смотрел он Пашку и видел, что не жилец он уже. А что это значит, как видел, что именно видел, я так и не смог добиться.