Сёстры Кузнецовы - Особняк с видом на счастье

И тут Тася, наконец, подняла на меня глаза, как офицер на поле боя, зычно отдала команду: «За мной!» и устремилась вверх по лестнице, я со своим узлом еле успевала за ней.

На ходу, точнее на бегу, она просила меня:

– Кинешма это где?

– Почему вы об этом спрашиваете? – удивилась я.

– Так вы же оттуда приехали.

– Я из Коломны.

– А это где?

– В Сибири, – ядовито прошипела я. Тася моей иронии не поняла:

– В Сибири холодно, и там носят двойные шубы. К моей подружке Аньке приезжала родственница в такой шубе. Голубая сибирская белка снаружи и рыжая лиса внутри. У вас есть двойная шуба?

– У меня тройная, – гордо произнесла я.

– Везёт, – с завистью сделала вывод моя спутница.

Мы пришли в маленькую комнату, которую захотелось назвать светёлкой. Железная кровать с вышитым покрывалом и целой горой подушек. Всё выглядело уютно и очень опрятно. «Вот ваша комната. Бабушка у Борисовны, соседки, скоро придёт. Обед через два часа вон там», – Тася сделала неопределённый жест в сторону коридора и ускакала как молодая козочка. Я, слегка озадаченная происходящим, присела на кровать и вдруг ни с того ни с сего подумала, что я счастлива, и моя интересная работа даёт возможность проживать много разных жизней, хоть и коротких, но очень интересных.

За обедом я увидела всю семью. Мачеха поразила меня ещё больше, чем падчерица. Она совсем не походила на горничную докторши, на саму докторшу она больше походила, или на учительницу, на стенографистку из юридической конторы, наконец. А уж характеристика Перепетуевой «Дунька-вертихвостка», которая в фигурных ботиночках задирает юбки, не выдерживала никакой критики. Я думала, что Евдокия гораздо моложе, а ей точно за сорок. Видимо, она ровесница Захара. Изящный, но скромный наряд: палевая блузка с глухим воротом, строгая коричневая юбка. Гладко причёсанные волосы – настоящая деловая женщина со вкусом. Николка, худенький подросток, весь обед не поднимал глаз от своей тарелки. То ли стеснялся чужого человека, то ли сам по себе такой тихий, зато его сестра болтала без умолку. Про горжетки, жакетки и браслетки, про дочку меховщика, у которой всего этого добра в избытке.

Наблюдая за обедающим семейством, я пришла к мысли, что моя нанимательница зря тратит деньги, а я время. Передо мной обыкновенные люди со своей размеренной жизнью, не помышляющие ни о каком злодеянии. Понятно, что Пелагея Поликарповна недолюбливает Евдокию (и это ещё мягко сказано), ей больно видеть на месте умершей дочери чужую женщину, и внуков жалеет, беспокоится как бы мачеха сирот не обидела, поэтому и мерещится ей злой умысел. Учитывая её преклонный возраст, это вполне объяснимо. И я должна быть объективной и не идти у неё на поводу, хотя она моя работодательница. Я решила понаблюдать ещё денёк, а затем серьёзно поговорить с Перепетуевой.

Следующим утром я вспомнила, что приехала в Москву «хлопотать» и вышла из дома. Пройдя метров сто вдоль улицы, поравнялась с приоткрытой каликой, ведущей в густой вишневый сад. И вдруг в ноги мне уткнулось что-то мягкое, пушистое и пищащее. Я подняла мохнатый комочек, оказавшийся крошечным котёнком. Он умещался у меня на ладони. Из-за забора донёсся женский голос: «Барсик, Барсик, ну, не кот, а божье наказанье, разгульное создание…» Заглянув в калитку, я увидела седую женщину в синем платке.

Поздоровавшись, я протянула ей беглеца:

– Ваш?

– Ой, спасибочки, мой. На всю улицу один такой гулящий. Ещё лапы разъезжаются, а туда же!

Бережно взяв у меня котёнка, женщина указала мне на скамью около забора, и я обрадовалась, что случай свёл меня с любительницей поболтать.

– Вы в Перепетуевскую лавку служить устроились? Что Дунька в прынцессы вышла? Не может сама за прилавком стоять?

– Нет, что вы, в лавке нет наёмных работников, хозяева сами справляются. А я к Пелагее Поликарповне приехала из Коломны.

– Родственница али так, знакомая?

– Знакомая, я по делу приехала, а больше никого в Москве не знаю.

Женщина как-то странно взглянула на меня и перешла на шёпот:

– Ну, и как? В доме-то не страшно?

– Нет, а должно быть страшно? – удивилась я.

– Конечно, если дом, этого, как его, зелёной бороды.

– Какой бороды?!

– Да я всё время путаюсь, может, борода и сиреневая. Сказка есть такая в книжке у Зинкиной внучке, страшнющая, про мужика, который жен своих убивает, и у него борода была какого-то цвета.

– Синяя, – машинально уточняю я, – так при чём здесь дом, в котором я остановилась?

– Да, хоть в горошек, только с чего бы это молодым, здоровым бабам помирать?

– Так вы про Агриппину? Она грибами отравилась.

– Сумнительно, – лаконично возразила моя собеседница.

– Но почему?

– Да потому, что и Пелагея, и дочь её были женщины очень аккуратные и чистоплотные. Если бы, к примеру, Зинка Сердюкова грибами отравилась, это можно допустить.

– Почему Зинка может отравиться грибами, а другие нет? – спросила я и тут же пожалела об этом. Потому что моя собеседница сразу ушла в сторону от интересующей меня темы о моих хозяевах.

– Да Зинка неряха, каких свет не видывал. Позапрошлый год Зинка огурцы солила и из уха прямо в бочку серёжку уронила и засолила её вместе с огурцами. Потом весь дом перевернула, сережку искала, и на свою сноху, Симку, подумала, что она серьгу украла. А когда огурцы съели, пропажа и обнаружилась. Симка и Стёпка, Зинкин сын, так обиделись на мать, полгода с ней не разговаривали. Зинка даже хотела подарить Симке серьги, а они золотые, и…

Забыв о вежливости, я прервала собеседницу:

– Но ведь не только в аккуратности дело, грибы бывают ядовитые.

– Только не у Пелагеи, она в деревне росла, по грибы с детства бегала. У неё ещё бабушка грибами торговала. Так что уж в чём в чём, а в грибах Пелагея разбирается и дочь свою этому обучила. Оно, конечно, в жизни всякое бывает, но всё же сумнительно. Ну, даже если допустить, что Агриппина сама грибами отравилась, то с Меланьей-то как же?

– С какой ещё Меланьей? – робко спросила я.

– Ну, ты, девонька, даешь! У людей живёшь, а ничего про них не знаешь. Это вторая жена Захара.

– Но вторую жену Захара зовут Евдокия, – возразила я. И тогда женщина заговорила со мной тоном, каким говорят с тяжело больными людьми:

– Деточка, Евдокия третья жена Захара, до неё была Меланья.

Макароны на моей голове зашевелились, и я робко спросила:

– Кто такая Меланья? И что с ней случилось?

– Бездетная вдова, они с мужем из губернского города приехали, из какого точно не знаю, сказывали, дом там хороший продали. Муж её хотел извозом заняться, лошадок прикупить, извозчиков нанять душ пять-шесть, видать, деньжата водились. Да заболел, заразился чем-то, вроде, в трактире воды выпил нечистой. Возьми да и помри. А Меланья в лавку к Захару ходила и доходилась. Ну, оба вдовые, дело житейское.