Сёстры Кузнецовы - Особняк с видом на счастье

Ну, не совсем фея, конечно. У моего отца был брат, Вацлав Янович Грушецкий. Этот Вацлав был полной противоположностью своему брату. Насколько мой отец был порядочным, ответственным человеком строгих правил, настолько же его брат был легкомысленным, склонным к авантюрам прожигателем жизни. Но полюбил Вацлав девушку, совсем непохожую на него, серьёзную учительницу варшавской гимназии, которая, как ни странно, ответила ему взаимностью. Её звали Катажина. День венчания был назначен через полгода после помолвки. Но Вацлав решил, что, кроме руки и сердца, он должен принести невесте приличное состояние, и, не теряя времени даром, отправился за этим состоянием в Аргентину – ни дальше, ни ближе. Оттуда невеста получила несколько писем, и на этом всё закончилось. Жених как в воду канул!

Шли годы, к Катажине сватались, но она вежливо всем отказывала, говоря, что помолвлена. Её не понимали, осуждали, смеялись над ней, жалели. А когда в нашей семье случилось несчастье, Катажина бросила преподавательскую работу, переехала в Москву и разделила с нашим отцом (вернее, просто взяла на себя) все заботы о нас с сестрой.

Об отце и Катажине много сплетничали. Отец не обращал внимания, Катажина молча страдала. Те, кто близко знал нашу семью, искренне восторгались Катажиной. К ней несколько раз сватался генерал, друг отца, но Катажина всю свою любовь и нерастраченную нежность отдавала нам с Линой. Только уже будучи взрослыми, мы узнали историю Катажины. В детстве мы считали её своей тётей, маминой родственницей. Она учила нас всему: читать, писать, рисовать. Шила нам красивые платья, гуляла с нами, пекла нам вкусные кексы и пирожные. Мы поверяли ей свои детские секреты, советовались с ней и никогда не чувствовали себя сиротами.

Время шло. Так мы и росли в любви и ласке, закончили гимназию, я заканчивала школу актерского мастерства (правда первоначальные амбиции на предмет своей будущей звездности в новомодном Художественном театре куда-то испарились, но перевоплощаться в разные образы мне по-прежнему очень нравилось). Лина усердно занималась музыкой и даже всерьёз задумывалась о концертной деятельности. И тут случилось невероятное…

Катажина дождалась своего «принца». Дядя Вацлав прибыл не на белом коне, а на белом пароходе из той самой Аргентины. Прошлое моего дяди было тёмным и путаным. И подозрительно походило на литературную историю графа Монте-Кристо. Вацлав Янович поведал родне, что вскоре после прибытия в Аргентину он оказался в тюрьме (разумеется, совершенно безвинно), там он провел долгие годы, а вышел на свободу очень богатым человеком. И что теперь он владелец серебряных рудников в Аргентине и ещё каких-то акций.

Папа в силу своей профессии очень засомневался в реальности такого хода событий, но разбираться в подробностях не стал. Где московский сыск и где Аргентина? К тому же, он был очень и очень рад, что единственный родной брат жив и здоров. Ещё Вацлав рассказал, что был женат, овдовел, детей не нажил. Он пытался истратить свои капиталы, но безуспешно. Серебряная руда не иссякала, а акции ползли только вверх. О его виллах, любовницах и их бриллиантах писали аргентинские газеты.

Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы во время одной из деловых поездок в Нью-Йорк дядя не встретил старого варшавского знакомого, от которого узнал, что невеста его замуж не вышла и посвятила свою жизнь семье его овдовевшего брата. Это известие ошеломило Вацлава Грушецкого: его первая юношеская любовь обрела второе дыхание. И вскоре он явился в Москву и предстал перед нами. Вацлав привез Катажине кольцо с бриллиантом величиной с голубиное яйцо, которое, по словам папы, выглядело совершенно неприлично, хотя я и не понимаю, как может неприлично выглядеть бриллиант. А для нас дядя Вацлав купил двухэтажный особняк в тихом арбатском переулке под символичным названием Денежный.

Это было время строительного бума в Москве. Торгово-строительное акционерное общество Я.Рекка, созданное в 1900 году, строило и продавало особняки в Москве «под ключ» со всей обстановкой. Основными районами таких застроек были Поварская с прилегающими переулками, Пречистенка и арбатские переулки. Сам Арбат застраивался многоэтажными доходными домами после сноса старинных одноэтажных особнячков в стиле ампир.

Наш особняк в модерновом стиле был великолепен. Папе уже не нужно было ходить в присутствие на работу в отделение полиции, он работал частным детективом. И теперь он мог расположить на первом этаже нового дома свою приёмную. Мы радостно покинули квартиру на Покровке, хоть с ней и было связано много приятных воспоминаний у меня и у Лины. Надо сказать, что сразу после переезда у папы резко прибавилось богатых клиентов. Правда он был не очень доволен, что много случаев было связано со слежкой за неверными женами или мужьями. Но я с удовольствием ему помогала в качестве филёра, чаще всего изображая продавщицу цветов, предназначенных для любовниц-неудачниц, не подозревающих, какая расплата ждёт их за неверность. Честно говоря, мы с отцом никогда не интересовались их судьбой, закончив дознание и получив расчет от клиента.

Так что же Катажина и дядя Вацлав? Они поженились и уехали в свою Аргентину. Свадьба, поглазеть на которую пришло пол-Москвы, прошла на широкую ногу. Костёл был забит любопытствующими католиками, представители других конфессий толпились на улице. Люди хотят верить в сказку. Каждый думает: ведь если чудо случилось с кем-то, то, может, и со мной случится. И все хотели увидеть женщину, которая ждала, ждала, пока не дождалась своего принца. Хотя в толпе можно было услышать язвительный шёпот: «молодая-то не молода», «надо же, с такими деньгами и такую выбрал», «а платье-то, платье, у самой генеральши Дроздовой такого не было». Мы не знали, какое было платье у генеральши Дроздовой, но папа так и не понял, как может свадебное платье стоить столько, сколько он получал раньше в год? Но был очень рад за Катажину, когда вёл её под руку к алтарю, где ждал взволнованный жених. Молодые уехали, а мы остались жить в богатом особняке, понимая, насколько беднее в духовном смысле стала наша жизнь без тихой, незаметной, но такой необходимой Катажины.

И примерно через год случилось ещё одно событие, менее невероятное, но тоже неожиданное. В Первопрестольную прибыл барнаульский купец первой гильдии, один из богатейших жителей своего города, Парамон Мохнокрылов – лесопромышленник, владелец торгового дома «Мохнокрылов и сыновья». Впрочем, сыновей у Парамона никаких не было, не было даже супруги, а он сам являлся одним из двух сыновей покойного Пантелея Мохнокрылова, основателя торгового дома. Пантелей скончался, оставив молодую вдову Харитину с четырьмя детьми.