Анастасия Логинова - Незнакомка с родинкой на щеке

– Позволь, ты серьезно это? – с чайной парой в руках я повернулась к нему, не донеся ее до стола. – Про «вешать как собак». Ты в самом деле так думаешь?

И по лицу его увидела – в самом деле.

– Ты знаешь, сколько лет было Ксении Хаткевич? – спросил он.

Подошел, прожигая меня черными глазами. И сам ответил:

– Двадцать один год. Немногим больше, чем тебе. У нее осталось двое маленьких детей – детей, у которых больше нет матери. Была – и нет.

Я смутилась, попыталась снова заняться посудой, чтобы уйти от разговора, но Ильицкий не дал отвести мне взгляд – поднял мое лицо за подбородок и заставил смотреть ему в глаза.

– И можешь ли ты хоть на долю мгновения представить, что чувствует сейчас ее муж? – Я слабо качнула головой. – А что стану чувствовать я, если потеряю тебя? Почему ты никогда не слушаешь меня? Хочешь, чтобы я запер тебя дома? Увез в глухую деревню? Я сделаю это, клянусь.

Я аккуратно поставила чашку на стол и отвела его руку. А после качнулась к нему – обняла и уткнулась лицом в напряженную, одеревеневшую шею. Обняла так крепко, как только могла. Но на душе потеплело, лишь когда Женя сам прижал меня к себе. Будто оттаял.

– Лида, я не могу тебя потерять, пойми. Я слишком долго тебя искал, чтобы потерять.

– Если ты меня запрешь, то потеряешь гораздо скорее, – ответила я серьезно. – Ты выбрал не ту смолянку, раз хотел послушную жену. Прости, что я такая.

Он не ответил.

Ладони Жени жадно скользили по моей спине, поднимались вверх, чтобы зарыться в волосы, и выбираться из сладкого их плена вовсе не хотелось. Но я сочла, что именно сейчас время признаться.

– Ты знаешь… – снова заговорила я, – с того часа, как эта девица, незнакомка, постучала в нашу дверь, мой ум впервые, кажется, со дня свадьбы начал работать в полную силу. Я очень соскучилась по этому ощущению.

Женя отстранился и с немым вопросом посмотрел мне в глаза. Я и сама не верила, что вот так запросто это говорю. Да и себе самой я как будто признавалась впервые.

– И я солгала тебе… я выходила из дому не для того, чтобы сделать заказ в ресторане. Я ездила на Миллионную, в дом генерала Хаткевича.

– Та‑а‑ак…

Женя, кажется, не мог подобрать слов. Отошел на шаг и глядел на меня, словно уже размышлял, в какой бы монастырь меня упрятать. На мое счастье, в гостиную, как всегда вовремя, вошла Катя и не торопясь начала собирать посуду.

– Пойдем.

Женя не очень ласково взял меня за руку и повел прочь. В кабинет, где, как и прошлой ночью, усадил меня в кресло у стола. Потом он вернулся к двери, чтобы запереть ее на щеколду, не позволив больше Катюше спасать меня. Оперся спиною о стену и, скрестив руки на груди, принялся напряженно смотреть мне в глаза.

Разговор обещал быть серьезным.

– Ты еще вчера называла эту фамилию – Хаткевич, да я значения не придал… Почему они? Ты знакома с этой семьею? Что ты знаешь?

Женя так и не отвел взгляда, даже не моргнул ни разу. По‑видимому, это и впрямь было важно. Наверное, и хорошо, что он сам начал сей разговор.

– Сядь, – велела я. Как ни странно, Ильицкий послушался, начав устраиваться в кресле по ту сторону стола. – Сперва я расскажу все, что знаю, а после – ты. Договорились?

Он ответил не слишком поспешно, раздумывал. Но все‑таки кивнул:

– Договорились.

– Я не сказала тебе, но вчера эта дама – незнакомка – снова была здесь. – Я поерзала, устраиваясь удобней. – А после, когда она уехала на извозчике, я за нею проследила. Она скрылась в доме генерала Хаткевича.

– И ты подумала, что она его жена? – от меня не укрылся скепсис в его тоне.

– Да, я так подумала, – ответила я ровно. – Но когда сегодня побывала в том доме второй раз и услышала разговоры горничных, поняла, что ошиблась. Я не стану теперь утверждать наверняка, но, вероятнее всего, та девица – это дочь генерала от первого брака. Там некая темная история… Женя, я склонна согласиться со Степаном Егоровичем, что взрыв на Дворцовом мосту – это не революционеры. Я не могу объяснить словами, но чувствую, что к убийству генеральши эта дама имеет самое прямое отношение.

Надо отдать ему должное, Ильицкий выслушал меня, не перебив ни разу. Не стремился разубедить, возразить, настоять на своем. Лишь когда я замолчала, заметил:

– Если и имеет, то полиция, без сомнений, разберется.

И замечание было мудрым, не поспоришь.

– Наверное, – согласилась я, – но ведь в полиции даже не знают о ней! О незнакомке. Не знают, что она была у нас, что разыскивала тебя… – Взгляд любимых черных глаз стал еще более напряженным, и я поспешила оговориться: – Об этом, положим, можно и не упоминать, но полиция не осведомлена даже, что она была в доме генерала тем утром! Горничные о том умолчали, представь себе! А ведь это важно. Полиция должна узнать!

– Узнает, – пожал плечами Женя. – Или ты считаешь, там сплошь дураки собрались и без твоих замечаний не сообразят, что к чему?

Червячок сомнений все более подтачивал мою самоуверенность – я задумалась. Фустов точно не дурак. Может, он уже был осведомлен, что незнакомка была в доме в то утро, оттого и не спросил горничных?

А Ильицкий постарался закрепить сделанное:

– Насколько знаю, расследование возглавляет весьма толковый чиновник. Он выяснит все про эту незнакомку – дочь генерала. И вероятнее всего, также узнает, что она была здесь и писала мне записки.

Я вскинула на Женю испуганный взгляд, но муж поспешил успокоить:

– Не переживай. Ежели полицейские придут сюда и спросят – ты должна рассказать им все как есть. Чистую правду, без прикрас. Ей‑богу, мне нечего скрывать. – Женя не улыбнулся. Выждал немного, пока я усвою сказанное, и спросил: – Ну? Теперь я смею надеяться, что ты успокоилась и более не станешь вспоминать об этой генеральской дочке и ее записках?

«Так уж и нечего скрывать? – размышляла я, прищурившись и вглядываясь в черные глаза. – И “Государственность и анархию. Часть 2”, спрятанную на дальней полке, тоже? “Часть 1”, надо полагать, хранится в вечно запертом несгораемом шкафу справа от стола».

– Непременно успокоюсь, Женя, – миролюбиво ответила я. – Но не раньше, чем и ты скажешь мне правду.

Я выждала, но на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Куда ты ездил с утра?

Он вздохнул:

– Видишь ли, я тоже солгал тебе. Я знаком с генералом Хаткевичем. Много лет, еще по кампании на Балканах. И немного знаком с его женою, Ксенией. Обедал у них пару раз этой зимой. Так вот, едва я прочел ту заметку утром – помчался к Хаткевичу, чтобы принести соболезнования. Мы говорили с ним вот только накануне. Я должен был к нему поехать.

– На Миллионную? Ты тоже был там?..

– Нет. Я знал, что застану Хаткевича только в Генштабе – он сейчас много работает.