Дмитрий Денисовский - Огоньки без огранки

Артист, хоть и тщательно готовился к своим «спектаклям», но оба раза осекался благодаря своей обстоятельности и нежеланию менять правила.

Он, выходя из очередной ограбленной квартиры с мешком, где вместо подарков лежали украденные ценности, шел на автобусную остановку, не снимая костюма Деда Мороза. А на пути туда, его случайно встречали милицейские патрули, у которых уже было указание останавливать и проверять всех ряженых новогодних персонажей. Понятное дело, милиционеры, заглянув в мешок, заламывали руки Артисту и волокли его в ближайшее отделение. А там уж и долгая дорога на лесоповал, поскольку с доказухой у следаков было все в порядке.

За несколько лет последнего срока у Артиста было предостаточно времени понять, что надо что-то менять в процессе своего ремесла. Не глобально, не трогая общей подготовки и режиссуры, а совсем немного. Он пришел к мысли, что изменит только способ отхода, чтобы никакой неожиданно встретившийся патруль не смог доказать его причастности к краже. Артист ведь не оставлял своих отпечатков пальцев в квартирах. Да и потерпевшие не могли четко опознать его в Дед Морозовском парике, с седой бородой и усами.

Артист вышел на свободу только в середине декабря и времени на подготовку к очередным «елочкам» было в обрез.

Сейчас он, проколесив из зоны пол страны, вышел из поезда на открытый перрон Казанского вокзала. С морозного безветренного неба плавно падали крупные хлопья-снежинки, покрывающие белым ковром все окружающее. Артист, поежившись от холода и подняв воротник своего видавшего виды демисезонного пальтишка, продекламировал сам себе пошлый тюремный стишок:

– Идет зима в нарядном платье,

Тепла теперь уже не жди!

У петухов лишь счастье сзади,

А у нас, бродяги – впереди!

Пропев в полголоса и, закинув выцветший рюкзак на плечо, побрел по перрону на выход из вокзала в общем потоке приехавших на поезде пассажиров.

Артист держал путь в свою московскую берлогу – отдельную однокомнатную квартиру в Черемушках, которая досталась ему когда-то от дядьки.

Тот был нефтяником-разнорабочим и почти всю свою жизнь мотался на север Сибири, где пахал вахтовым методом. По договоренности с дядей Ваней, Артист жил в его квартире, когда тот трудился на Северах. А по возвращению родственника, Артист собирал монатки и безропотно освобождал уютную однушку до очередного отъезда дядьки.

Такое положение дел тянулось с десяток лет и оба, дядя и племянник, мирно и без ругани проживали здесь по очереди и содержали жилую площадь в надлежащем порядке. Но примерно за год до первого срока Артиста, дядя Ваня не вернулся с очередной вахты.

Черт его знает, что случилось с дядькой в краю вечной мерзлоты? Длинный рубль, заработанный вахтовиком – отличная цель для лихих людишек. Артист подозревал, что малопьющего и крепкого, для своих шестидесяти лет, дядю Ваню просто-напросто грохнули, обобрали и неглубоко прикопали в этой самой вечной мерзлоте. А всякие там песцы или другие хищные божьи твари обглодали уже дядькины кости до полной белизны и неузнаваемости.

Артист на зоне даже пробовал пробить у северных авторитетных уголовников о судьбе дяди. Мало ли кто-нибудь «болтанул лопатой», то есть развязал язык и похвастался по пьянке об этом деле? Но, смотрящий зоны по кличке Тюря, который сам был из тех нефтяных морозных мест, сказал Артисту, совсем не обнадежив его:

– Да ты че, паря? Там закон – тайга! Нету там никакого порядка. Ни блатного, ни мусорского. Каждый сам по себе! Махновцы, мля! И жизнь у них, как детская рубашка, коротка и обосрана!

Тюря, во время аудиенции к нему Артиста, сделав аккуратный глоток чифиря из железной кружки, который наполнил ему услужливый шнырь, добавил:

– Ты, Артист, правильной масти вор. Посему и втыкать обязан, что базар этот пустой. Мокрушники из тех мест, где блатной шарик, солнышко то есть, по полгода не светит – это беспредельщина голимая. Как пить дать вальнули твоего дядьку за бабки чистые. И ничего ты, паря, не расчухаешь – кто и где?! Забудь. На вот бадью, хлебни индюшки и дядю своего помяни, – Тюря налил немного черного напитка из стеклянной банки в пустую кружку и протянул ее Артисту, давая понять, что короткий разговор на эту тему закончен.

Артист все понял и прекратил расспросы о дяде. А вернувшись в его квартиру из мест не столь отдаленных, решил, что судьба преподнесла ему подарок. Однушка ведь числилась за гражданином Иваном Алексеевичем Криворуковым, временно убывшим на вахтовую работу, и никак не могла быть связана с Артистом, прописанным по другому адресу в одной из столичных коммуналок.

Эта однокомнатная квартира не интересовала и местного участкового, поскольку за нее платилось вовремя и нарушения общественного порядка в ней не водилось. А вот комнату Артиста в коммуналке милиционеры разобрали по сантиметру во время обысков перед тем, как отправить его на срок.

Дядькина однушка была настоящей Артистовской берлогой, тихой и скрытой от органов. Там были надежно спрятаны кое-какие деньги и ценности, украденные когда-то и уцелевшие после обысков. Коммунальные услуги за нее ежемесячно и пунктуально оплачивала соседка Терентьевна, которой Артист отвалил немалую сумму, с лихвой покрывающую траты.

К тому же, Терентьевне было подарено несколько золотых колечек и цепочек, унесенных из квартир беспечных родителей. Бабка догадывалась, конечно, об их происхождении, но ее природная жадность заставляла закрывать глаза на Колькины подарки от «чистого сердца». Поэтому эта квартира была настоящим убежищем Артиста, где он мог чувствовать себя спокойно и готовиться к своим новым «спектаклям».

Артист, без происшествий добравшийся до Черемушек, позвонил в дверь Терентьевны и та, охнув и по-матерински прижавшись к его груди, залепетала:

– Колюсик, вернулся! Слава Богу, жив и здоров! Натерпелся, горемычный.

Бабка, исполнив положенную программу теплого приветствия, отстранилась от него. Оглядела с ног до головы и продолжила уже спокойным и деловым тоном:

– Квартира в полном порядке. Не переживай! Там все осталось на месте, как ты наказывал. Я только пыль протирала время от времени. Ты, Колюсик, как отдохнешь с дороги, ко мне спустись. Я тебя борщом накормлю. Оголодал поди? Да и по домашним харчам наверняка соскучился.

В словах соседки угадывались одновременно и искренняя забота, и надежда на скорую прибавку к пенсии из рук подопечного сидельца, который наверняка недолго останется без дела. Терентьевна уверена была в этом. Прекрасно знала, что вора только могила исправит! Она передала Артисту ключ от дядькиной однушки и молча захлопнула перед ним дверь.

Артист зашел в свою берлогу. С порога напрочь скинул с себя и бросил в угол коридора всю одежду, провонявшую тюремной хозчастью и грязными общими вагонами Транссибирской железнодорожной магистрали.