Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама

Со слезами я увидел, что усилия Леонардо были напрасны. Фролло вставил смарагд в металлическую ячейку. Тут же великий магистр отдал громогласный приказ через пещеру, и несколько мужчин начали вращать длинную лебедку. Цепи со свинцовыми кубиками опустились в горячую воду. Жидкость взорвалась, словно она больше не противостояла собственному жару.

Дым и пар распространились по всей пещере. Мосты закачались и затряслись, как прежде дрожащая палочка Вийона. Речь могла идти буквально о нескольких мгновениях — потом и я упал бы в горячую воду.

Но Леонардо не сдавался. Он уклонился от удара меча Фролло и толкнул своей выпяченной головой тело своего противника.

Фролло покачнулся, отступил назад с неуверенным шагом — и на него набросился поднявшийся на ноги Квазимодо. Мой брат схватил голову своего приемного отца и одним рывком повернул ее в сторону, пока не сломал шею. Лицо Квазимодо засияло удовлетворением.

Солнечный камень излучал чудовищную силу или вбирал ее в себя, — я этого не знаю. Он пылал, но не своим первоначальным зеленым, а ослепляющим белым светом: как платье Зиты, когда она висела наутро после казни на виселице.

«Это была трансмутация! — мелькнуло у меня в голове. Рок — ананке!»

Леонардо схватил пылающий белый камень обеими руками и с силой вынул его из ячейки. Я ожидал, что его рука обгорит, но с ним произошло что-то другое — жуткое. За короткое время он был окружен сияющей белой аурой, словно сила солнечного камня прошла через него. Он закричал и отпустил камень, так что тот упал в бассейн с водой. С громким шипением поднялось новое облако пара и обволокло нас.

— Путь здесь! — закричал я Леонардо и Квазимодо, прежде чем прыгнул с моста и сбросил лестницу, не обращая внимания на ссадины и ушибы. Я слышал грохот все новых взрывов, ощущал, как дрожит вся пещера. Спас ли уже Леонардо мир, я не знал, но было ясно одно — пещера находилась в большой опасности. Даже дреговиты бежали в панике прочь.

Так же и я побежал, — но с конкретной целью. Железная клетка с обоими пленниками все еще парила над одним из дымящихся, брызгающих кипящей водой бассейнов. Наконец, я добрался до раскачивающего устройства балки и привел ее в движение — больше на удачу, нежели с умом. Возможно, мне помогла сила отчаяния, которая окрыляет человека, если он знает, что его возлюбленная в смертельной опасности. С ревом и грохотом деревянная балка с клеткой развернулась, и я вращал лебедку, поднимая клетку, пока она резко не ударилась о землю. Колетта и ее отец были сильно встряхнуты, но что это было по сравнению с той опасностью, над которой они парили — в самом прямом значении этого слова!

Новое содрогание сотрясло пещеру, и камни величиной с кулак обрушились на нас дождем с крошащегося потолка, пока я отчаянно искал выход, чтобы открыть закрытую дверь клетки. У меня не было ни подходящего инструмента, ни предположений, где находится ключ.

Тут из становящего плотнее тумана отделилось привидение. Квазимодо, раскачиваясь, шел ко мне. Он вырвал арбалетные болты из своего тела, как уже сделал в свое время со стрелой Жеана Фролло. Его грудь сделалась еще больше заляпанной кровью, которая без остановки била вверх из раны. Человек с меньшей силой давно бы упал без чувств. Но Квазимодо был достаточно силен, чтобы попытаться сломать дверь клетки, после того, как я показал ему однозначно, о чем идет речь. Он напряг свои могучие мускулы, набрал в себя воздух, пока его щеки не раздулись до размера тыквы. Потом он выпустил в миг всю силу и сорвал дверь клетки с петель.

— Быстрее, прочь отсюда! — кричал я. Теперь не было времени для речей.

Колетта выбралась наружу и тяжело перевела дыхание.

— Отец очень слаб…

Я вытянул его из клетки и ужаснулся тому, каким легким он был — действительно, только кожа да кости. Он не мог даже пошевелить рукой, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно выбраться из пещеры.

— Я понесу его, — сказал Квазимодо и высоко поднял Сенена.

Я подтолкнул Колетту. Так мы пробирались через задымленную, полуразрушенную пещеру к туннелю, который вел наружу, не зная, было ли у мира достаточно времени, чтобы мы могли пробраться по подземному проходу.

Возможно, было хорошо, что мы спасались бегством в сплошной темноте. По-прежнему вокруг нас с потолка и из стен рушились камни и грунт. Вероятно, мужество покинуло бы нас, если бы мы все это могли видеть своими глазами. Но так мы лишь слышали треск, шипение и грохот, которые следовали за нами из пещеры, словно рычание дикого зверя, который гнался за своей добычей. Нас подталкивало вперед отчаянное желание избежать встречи с монстром.

Когда мы действительно в какой-то момент вырвались из пасти ада на свежий воздух, то это показалось мне таким невероятным, что я с рыданием опустился на землю и начал беспрестанно хвататься за траву, камни и растения. Даже отвратительный чертополох показался мне удивительно прекрасным, потому что он был доказательством сохранения мира. Трансмутация, а с ней и рок — ананке — не состоялись! Леонардо вмешался вовремя, но какой ценой… Все больше дреговитов толпилось на открытом воздухе — сбитых с толку и взъерошенных, но едва ли жаждущих продолжать с нами борьбу. Однако безопасности ради мы спрятались в лощине, которая лежала в тени надвигающихся сумерек. Когда я увидел Леонардо и Томмазо, которые тащили на себе Аталанте, я вскочил и помахал им. Аталанте был ранен в руку и, как Томмазо, получил всевозможные шрамы и небольшие ранения. Леонардо же показался мне привидением, совершенно преобразившимся существом, словно он подвергся трансмутации, от которой он избавил целый мир.

Его всегда гладкое, прекрасное лицо было изборождено морщинами, превратилось в лицо старца, и не было больше лицом мужчины, пышущим силой молодости. Прежде белокурые, кудрявые волосы свисали вниз прядями цвета соломы, они поредели столь сильно, что просвечивал лысый череп. Кожа головы, лицо и особенно руки были покрыты волдырями от пожара, одежда оказалась изорванной. Была ли это сила пылающего белым цветом солнечного камня — или Леонардо стал жертвой кипящей воды?

Когда я осторожно спросил его об этом, он лишь сказал:

— Это — невысокая плата за спасение человечества. Другие отдали за это свою жизнь.

— Вы говорите о моем отце.

— И о тех двоих, — он указал лютней с лошадиной головой, которую он по какой-то причине спас из обрушивающейся пещеры, на Колетту, Марка Сенена и Квазимодо. Колетта держала голову своего отца на коленях и нежно убаюкивала его. Глаза у него были закрыты, его сердце перестало биться. Мой брат спас мертвого.

И сам Квазимодо должен был скоро перейти в мир мертвых. Как смертельно раненый зверь, он лежал в стороне на траве и глядел, как кровь вытекала из его тела, Я наклонился над ним и не выдавил из себя ничего кроме жалобного: