Йорг Кастнер - В тени Нотр-Дама

Был ли я тайным зрителем того, как благородные господа разыгрывали в своих одеяниях гротескную пьесу, вышедшую из-под пера многостороннего Пьера Гренгуара? Но то, что архидьякон, офицер высокого звания и мужи, занимающие руководящие посты в Шатле, предались подобному, казалось неслыханным. С другой стороны, вся сцена передо мной была не менее возмутительной.

Невиданная картина парализовала меня, так что пока я просто не обращал внимания на слова, которые произносились по очереди — видимо, согласно ритуалу. Теперь все девять взяли друг друга за руки и начали петь, при этом Фролло был запевалой.

Архидьякон стоял прямо перед черно-белым знаменем и, видимо, занимал статус предводителя в группе. Каждое из его предложений повторялось другими восьмью тамплиерами — так я их, пожалуй, должен называть.

— Девять ступеней ведут к Небесному граду. Девять правил расчленяют отряд ангелов. Из девяти сфер состоит бренный мир. На девятый час умер Иисус Христос, наш Пророк. Девять смельчаков потянулись в Иерусалим, чтобы сохранить Храм Святого Сокровища. В девяти трижды содержится полная Троица. Нас девять — и мы почти совершенны. Для полного совершенства нам нужна божественная сила. Так явись нам, Отец Познания, чтобы из нашего союза девяти создать совершенное общество десяти!

Приглушенное пение отражалось в подземном храме глухим эхом, словно потустороннее существо отвечало одетым в белые плащи из бездонной глубины. Я вспомнил древние предания о черных обрядах тамплиеров, к которым я прислушивался ребенком с разгоряченными щеками, если набожные братья Сабле были в настроении рассказывать истории. Тогда я узнал о бесстыдных обрядах тамплиеров, во время которых они славили демона Бафомета, — что им и ставилось в упрек [39].

Неудивительно, что я вздрогнул от страха, когда явно живое существо с головой чудовища вышло из тени в расступившийся круг девяти.

У него было лицо, словно жидкий огонь, и зеленые пламенные лучи сверкали из глаз. Я не знаю, был ли я ослеплен или напуган до смерти, но отпрянул назад и закрыл глаза, словно так мог избежать чудовища.

Я был глупцом, вел себя как маленький ребенок. Это я признал, когда я снова открыл глаза и поднялся на узкий карниз, чтобы лучше все рассмотреть.

В середину девятки вошло вовсе не чудовище, а человек — как мы все. И он был одет в плащ с красным крестом, а в правой руке держал жезл из черного дерева. Лицо скрывала маска, которая изображала лицо, но оно то все больше расплывалось в пляшущем свете свечи, то возникало вновь. С металлическим блеском похожим то на медь, то на золото, оно отражало огонь свечи. Из серебра состояла длинная борода, а в глазницы были вставлены смарагды, которые отражали свет зеленым пламенем.

С опущенными головами девятеро опустились на колени перед человеком в маске.

— Простите и благословите меня. Просите Бога, чтобы он даровал мне хороший конец и уберег от дурной смерти.

Фролло набожно проговорил слова, которые Годен сказал ему на площади перед Нотр-Дамом — и восемь остальных в кругу повторили их хором.

Человек в маске сперва возложил руку на голову Фролло, а затем — и другим, и каждый раз сказал тем же голосом, который звучал из-под маски глухо, сухо и не по-человечески.

— Бог благословит вас Он дарует вам хороший конец и убережет от дурной смерти.

Все вместе они помолились Всевышнему Отцу, после чего Клод Фролло посмотрел на человека в маске и сказал:

— Templum omnium hominum pacis abbas, Храм всех людей — Отец Мира.

Человек с металлическим лицом кивнул и велел остальным подняться. Он, должно быть, был великим магистром, о котором говорили Фролло и Годен. Его жезл из черного дерева был знаком звания мастера всех строителей, как и великого магистра ордена тамплиеров.

Где-то я читал об этом. Если целую жизнь проводить за книгами, то когда-нибудь это оправдается, если ты прежде не умер с голоду.

Значит, человек в маске созвал собрание. Причину я надеялся узнать, когда он заговорит с остальными.

— Тревожные новости дошли до моих ушей. Толпы египтян наводнили Париж, гораздо больше, чем во времена англичан. И «братья раковины» снова должны приняться за работу. Я предчувствую опасность!

Огец Фролло посмотрел на него твердым взглядом.

— Опасность уже существует, отец познания, но наш союз сильнее. Остатки банды кокийяров снова появляются, не принимая в этом серьезного участия. Они пытаются загрести кроны и соли с помощью своих старых связей.

— Итак, совпадение?

— Предполагаю, мудрый отец.

— И египтяне?

Фролло скривил вниз угол рта:

— Надеяться на это — значит, считать самого себя дураком. Боюсь, герцог Египетский преследует четкие цели.

— Которые пересекаются с нашими?

— Да.

— Что вы предпримете против этого?

— Я обращусь к епископу с просьбой, чтобы права египтян были урезаны, и чтобы они сами держались подальше от Нотр-Дама.

— Лучше всего было, если бы их изгнали из Парижа.

— Для этого нужно найти уважительный повод.

— Если вы не можете найти подходящий, брат Фролло, тогда изобретите его!

Фролло хотел что-то возразить, но человек в маске уже продолжил:

— Позаботьтесь также о кокийярах. Если число совпадений растет, за ними скрывается большее. На улицах Парижа снова слышны песни Вийона.

— Вийон мертв, — голос архидьякона звучал упрямо.

— Вам следует помнить, что смерть — начало, но не конец, Фролло. И вам следует учитывать, кем был Вийон. Одного его имени достаточно, чтобы разбудить силы, которые могут стать очень опасными для нас. Я слышу о шпионах, которые крутятся возле Нотр-Дама.

— Это еще не точно. Были пара болтливых языков, — да, но теперь они замолчали навсегда. К тому же, у нас есть свои шпионы. Если противоположная сторона окрепнет до невероятной силы, мы узнаем об этом своевременно.

— Очень надеюсь на это, брат Фролло, также для спасения вашей души. Прибавили ли вы целестинского облата к этим пустым языкам?

— Он повсюду вынюхивал. Но прежде, чем он что-то сумел разузнать, брат Годен избавил его от бренной жизни.

— Но кто дал целестинцу это поручение? — спросил человек в маске голосом с раскатами и постучал своим посохом, словно он не получил ответа. — Вы притворяетесь, что не угрожает никакая опасность, и все же у вас больше вопросов, нежели ответов. Каковы новости о Марке Сенене? Он, по крайней мере, заговорил?

Шармолю опустил свою седую голову, словно от страха перед карающим ударом, когда ответил:

— Нет, достопочтенный великий магистр. Даже под самыми жуткими пытками он остается нем. Если бы мы схватили его дочь, то у нас было бы средство давления на него.

— Но вы же схватили ее! — загремел голос великого магистра.