Юрий Гайдук - Алмазный фонд Политбюро

Даже не помышляя перебивать посла возражениями типа «Как вы только могли подумать об этом?», Самарин только пожал плечами, однако Одье продолжал гнуть свою линию:

– Я уверен, что подумали, и не надо кривить душой. Да и как не подумать, если Карл передал мне на хранение столько драгоценностей, что об их истинной стоимости даже подумать страшно. До поры до времени этот проклятый саквояж вместе с его чемоданами хранился вот в этом самом доме, как вдруг я получаю информацию о готовящемся ограблении нашей миссии. Естественно, что я испугался, в тот же вечер переговорил с послом Норвегии, кстати, моим хорошим другом, и перевез саквояж Карла и его чемоданы в посольство. Естественно, вместе с моими чемоданами, за сохранность которых я тоже испугался. И тут же, когда мы были в командировке, вооруженный налет на посольство.

Одье замолчал, видимо, в очередной раз переживая весь ужас случившегося, и его лицо скривилось в вымученной усмешке.

– Согласитесь, – скорбно произнес он, – подобное стечение обстоятельств наводит на определенные размышления, которые могут привести к черт знает каким выводам. А я честный человек, за годы службы ни одного франка не утаил от государства, но даже не это главное. Главное то, что Карл был и остался моим близким другом, а тут вдруг такое пятно на мне.

– То есть, вы хотите сказать, что кое-кто, а возможно, что и сам Фаберже, могут подумать о вашей причастности к хищению ценностей?

– Да, именно это я и хотел сказать. – Лоб Одье покрылся испариной, и он уже не мог скрыть своего состояния. – Именно это я и хотел сказать, тем более что сразу же после ограбления стали муссироваться самые разные слухи. И когда твое имя начинают склонять где только можно… – Он обреченно махнул рукой, и его лицо исказила гримаса отчаяния. – И это, должен я вам признаться, страшно. Страшно для любого порядочного человека, а я к тому же официальный представитель великой страны в России.

Одье замолчал, достал из кармана пиджака клетчатый платок, промакнул им испарину и с собачьей мольбой в глазах остановился взглядом на лице гостя. Он ждал помощи, какой-то поддержки, пусть даже моральной, и Самарин не стал его разочаровывать:

– Возможно, что кое-кто, может, и усомнился в вашей порядочности, к тому же я не исключаю вероятности того, что кто-то специально распускает эти слухи, однако господин Луначарский и лично я так не думаем, и моя задача – найти грабителей. И поэтому вопрос к вам, от которого мы и будем танцевать. Кто, кроме вас, знал о том, что Фаберже оставил вам на хранение свои чемоданы и те драгоценности, которые были сложены в саквояж?

– Вы все-таки думаете?..

Этот швейцарский дипломат даже в данной ситуации оставался дипломатом, и Самарин вынужден был вернуть его на грешную землю.

– Пока что я ничего не думаю и ничего не знаю, кроме того, о чем Луначарскому написал сам Фаберже. И само собой, не могу пока что выдвигать какие-то версии и, тем более, делать определенные выводы. Так что, постарайтесь как можно точнее отвечать на мои вопросы, если даже они вам покажутся некорректными. За что заранее прошу извинить меня.

– Да, я понимаю вас, – поспешил согласиться с ним Одье, и уже от этой спешки, а также от готовности пойти навстречу Самарину, можно было догадаться о той тяжести, которая лежала на душе швейцарца.

И он довольно точно восстановил перед гостем события того вечера, а затем и ночи, когда был приглашен к «другу Карлу» и они вчетвером, разместившись за огромным круглым столом, описывали каждое ювелирное украшение и каждый драгоценный камень, которым давал оценку Мендель.

– Выходит, кроме вас и Карла Густавовича, об этом знали еще его сын и господин Мендель, то есть вас было четверо?

– Да, – подтвердил Одье, – Мендель и сын Карла – Евгений.

– А почему только один Евгений? Насколько мне известно, у Карла Густавовича несколько сыновей, и логично было бы пригласить их всех.

– Возможно, вы и правы, – согласился с Самариным Одье, – но у Карла что-то не заладилось с Агафоном – это его старший сын, они рассорились еще до революции, Агафон почти полностью отдалился от своего отца, и Карл в своих делах теперь мог положиться только на своих младших, Евгения и Александра, которым полностью доверял. Скажу даже больше того: он оставил их в России, чтобы они завершили дела товарищества. И насколько мне известно, Александр на тот момент находился в Москве, а в Петрограде оставался Евгений.

– То есть, их задача – продать наиболее ценные вещи, по возможности также и драгоценности с камнями, и перевести рубли в валюту?

– Видимо так, – не очень-то охотно подтвердил догадку Самарина Одье.

– Ну, насчет сыновей, пожалуй, все ясно, а что Мендель? Он-то откуда взялся в доме Фаберже?

– Когда мы знакомились, Карл представил его как своего доброго знакомого, владельца ломбарда «Мендель и компания», но главное – как оценщика первой величины. Что, согласитесь, было весьма важно. Надо было не просто провести оценку всего того, что выложил перед нами Карл, но и составить опись.

– И что, эта опись была составлена?

– Естественно.

– И у вас хранится ее копия?

– Второй экземпляр.

– А вы позволите снять с него копию? Судя по всему, мне придется вести поиск похищенного, а это – ломбарды и частные скупки, куда могли бы сбыть награбленное бандиты, и мне необходимо точно знать, что я ищу.

– Я прикажу немедленно это сделать.

– Спасибо, – поблагодарил Самарин и тут же задал вопрос, который напрашивался сам собой: – Скажите, а мог тот же Евгений рассказать своим братьям, я имею в виду Александра и Агафона, о том, что их отец оставил у вас на хранение саквояж с драгоценностями? И если да, то кто из этой четверки, я имею в виду трех сыновей Карла и господина Менделя, мог проболтаться о той любезности, которую вы сделали для семьи Фаберже? – Он немного подумал и добавил: – Согласитесь, иного источника утечки информации нет и быть не может.

Эдуард Одье невнятно пожал плечами.

– Я много думал об этом, но к какому-либо однозначному выводу так и не пришел. Я не могу обвинять голословно ни сыновей Карла, которых неплохо знал, ни господина Менделя, которому решил довериться мой друг Карл в столь трудный для него момент.

– Но хоть какие-нибудь наметки, сомнения?

– Нет, – качнул головой Одье, – ничем помочь вам не смогу.

«М-да, – хмыкнул про себя Самарин, – все чисты и порядочны, однако, несмотря на это, кто-то сдал бандитам тайну дорожного саквояжа. И этим «некто» может быть не только Мендель, но и один из сыновей Карла Фаберже, пошедший на это предательство в силу каких-то обстоятельств». А в том, что Евгений поведал эту тайну одному из своих братьев, а возможно, что и обоим, в этом Самарин не сомневался. Было бы наивно думать, что он не подстрахуется на всякий непредвиденный случай, тем самым обезопасив и себя. Ну а далее… Как говорится, пути господни неисповедимы. И чтобы подтвердить свою догадку, вынужден был спросить: