ШаМаШ БраМиН - Клуб мясоедов

Судя по основному доказательству измены, выпирающему из-под нарядного фартука, порочная связь имела места до свадьбы «благородного» Павла Гордеевича и Хлои. Но, это было не так важно. Укрыв Дану в одной из комнат огромной квартиры и велев слугам держать язык за зубами, молодая жена перешла к действиям. Финалом должен был стать развод.

– Возможно, я сейчас буду резка, – говорила она, вышагивая по кабинету супруга и нервно выкручивая ладони, – и быть может, пожалею о сказанном. Но наш брак ошибка. Наша общая ошибка. Я признаю, что спешила вырваться из-под истощающей опеки батеньки. Касаемо тебя – ты … ты живешь своим миром. И я тебе, впрочем, как и все остальное, равнодушна. Тебе безразлично решительно все. Кроме …

– Дорогая, – перебил супругу Павел, – ты драматизируешь. Мне всегда казалось, ты поддерживаешься либеральных, я бы сказал эмансипированных взглядов. И я, ни коем разом не возражаю. Возможно, мое благодушие ты признаешь, как безразличие. Напротив, полностью одобряю …

– Павел! – прикрикнула Хлоя. Горячая греческая кровь, текущая в ее жилах, зачастую вскипала неожиданно даже для самой себя. – Причем сейчас мои взгляды? Я говорю о нас. Если ты еще не узрел, то я давненько отметила: мы пребываем в различных жизнях. Мы разные.

– Не смей на меня кричать! – вспылил мужчина. – Если уж тебе так сильно хочется что-нибудь сделать вместе, изволь!

Он схватил с журнального столика «Губернские вести» и тыкнул в первое же объявление.

– Клуб «Мясоедов», – объявил он, – «вкус, тон, изысканность». Прошу! Жду вас внизу!

Хлоя отложила окончательное объяснение, а Павлу Гордеевичу пришлось «вместе» идти на эти нелепые уроки «хороших манер». В этот клуб с таким же нелепым названием «Мясоеды». Несмотря на то, что манеры у Павла Гордеевича, по его же мнению, были не в пример аристократичнее всех, без исключения, присутствующих, включая хозяев дома.

Гости прошли в комнату. Помещение напоминало охотничий зал. На стенах, обшитых бордовой тканью, висели чучела птиц и зверей. Бросались в глаза голова кабана с огромными желтыми бивнями, и рогатые останки лося. Экспонаты устроили по краям кирпичного камина. Мебели в комнате почти не было.

Ролан закрыл дверь.

– Итак, – начал он каркающим голосом, – пока сервируют стол, я продолжу свою мысль. Надеюсь, никто не станет спорить с утверждением, что все человеческие качества, как положительные, так и отрицательные, – он ненадолго задержал взгляд на рослом кавказце, – проявляются в экстренных, чрезвычайных обстоятельствах. D’acore?

Никто возражать не стал. Француз продолжил.

– Цель наших уроков, принудить вас, как говорит многоуважаемый доктор Жане в недавно опубликованной работе «Психический автоматизм», к подсознательному, обыденному употреблению воспитанности. Bon ton необходим к пребыванию в характере истинного шевалье. Всегда и везде. В хороших поступках, ровно как и в не хороших. Я ясно выражаюсь?

Всеобщее молчание означало положительный ответ.

– По сути, – заговорил Ролан после недолгой паузы, – наши уроки, это череда провокаций. Как, собственно, вы успели заметить. Например, – Ролан уселся в единственное в комнате кресло, – я предлагаю вам присесть. Но вот незадача, нас шесть человек, а мест для сидения только два. Одно из них, я уже занял.

Гости озадаченно переглянулись. По лицу Павла Гордеевича пробежала улыбка. Проша, находившийся ближе всех к свободному стулу, гордо выпятил грудь и с напущенным безразличием смотрел на хозяина дома. Господин Челеби взглянул на Прошу, затем на стул. На лице его читалась недоумение.

Первым рванул к стулу толстячок. Но проворный Ваган грубо схватил его за предплечье.

– Куда? – прорычал он. – Он же сказал: провокация. Будь мужчиной.

– Немедленно отпустите меня? – нервно крикнул Михаил Леонидович. – Что вы себе позволяете!?

Крепыш, с необычной для его комплекции прытью, в два шага метнулся к стулу. Уселся с необыкновенно гордым видом.

– Браво! – Ролан лениво захлопал в ладоши. – А что вы скажете на то, что я вас назову глупым, перекормленным индюком? – он обращался к сидевшему толстяку.

– Простите? – не меняя гордой позы, Ханис изобразил гримасу удивления.

– Не прощаю, – продолжил месье Талёр, мило улыбаясь. – Вы, господин хороший, безмозглый, самодовольный индюк, существующий лишь для того, чтобы вас умертвили и приготовили к обеду. Вы согласны, господа?

– Безусловно, – ответил господин Порчелян, довольно улыбаясь.

Михаил Леонидович открыл, было, рот, чтобы возразить, но нужные слова куда-то подевались. Он так и продолжал сидеть с опущенной челюстью.

– Вот вам, господа, еще один урок, – невозмутимо продолжил Ролан. – Не путайте хорошие манеры с трусостью. Ничего, подчеркиваю – ничего, не может оправдать потерю чести!

– Я не трус, – завизжал Ханис. – Вы меня застали врасплох. И …. теперь я требую … объяснений, – эти слова мужчина произнес неуверенно, так, что последнее прозвучало почти шепотом. – И … – продолжил он, – чести я не терял.

– Ты ее никогда и не имел, – кавказец не упустил случая унизить неказистого слабака.

– Стоп, господа! – прикрикнул Ролан, и спокойным голосом добавил. – Позвольте напомнить, я веду этот урок. И все что я говорю и делаю, не преследует цели кого-либо обидеть или оскорбить. Относитесь к этому как к специфике методики. Alors, разберем ситуацию. Вы, молодой человек, – он указал на юношу с пробором по центру, – первыми догадались о провокации. Я заметил это по вашей реакции. Как вас зовут?

– Прохор Лукич Леу, приказчик мясного ряда «Дымбовяну», – с гордостью заявил юноша.

– Мясной ряд? – переспросил француз и сам себе ответил. – Великолепно. С'est le destin.

– Приказчиков нам не хватало. Куда я попал? – будто бы про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным, заявил Ваган Шахинович.

Не обратив на выпад внимания, Ролан объявил:

– Вы, уважаемый Прохор, – с каркающим французским произношением, имя прозвучало как «Проктор», – назначаетесь моим помощником. И не только в русле нашего клуба. У меня к вам будет предложение. Но об этом позже. И вот вам первое поручение. Пройдите в столовую, и проследите, чтобы поспешили с обедом. У нас сегодня потрясающее блюдо.

***

Комната, выкрашенная в молочный цвет, казалась просторной и светлой. Дамы расположились на двух изящных канапе. Хозяйка заняла единственный стул-кресло, обитый светлой тканью с веселым узором.

– Дамы, позвольте мне, – начала Генриетта, дождавшись, пока все рассядутся, – раскрыть вам суть наших упражнений. Постараюсь быть краткой. Оставим мужчинам их больную склонность к философствованию и рассуждениям, – она усмехнулась. – Мы, прекрасная часть человечества, призваны служить красоте. Она наиболее блистательная из всех манер. Но, увы и ах, не все это понимают. Возьмем, к примеру, вас, – она посмотрела на девушку в платье из атласа и тафты. От такого внезапного внимания девушка покрылась краской. – Как вас зовут, прелестное дитя?