Валерия Вербинина - На службе Его Величества

– Я что-то не понимаю, – признался герцог. – Чего вы хотите?

– Я вам уже сказала, – отозвалась Амалия. – В течение месяца побыть герцогиней. После чего я верну вам свободу.

Арчибальд встал и заходил по комнате.

– Вы ставите меня в совершенно немыслимое положение. У меня насыщенная светская жизнь. Я езжу на охоты, бываю при дворе, я… Вы хотите разделить все это со мной?

– А как же иначе, – ответила Амалия. – Но сразу же оговоримся. В спальню ко мне вы не заходите. Ни пожелать мне доброй ночи, как в прошлый раз, ни… словом, никогда.

– Я ошибся дверью, – сказал герцог оскорбленно.

– Я вам верю, – отозвалась Амалия спокойно.

– Итак, я только вожу вас на балы, в театры, представляю тетушке и говорю всем, что вы моя жена. Проходит месяц, и мы расходимся, после чего я вас больше не увижу. Вы не требуете от меня ни денег, ни… короче, ничего. Так?

– Так.

– А как же Эмили?

– Что – Эмили?

– Моя невеста Эмили. Вы что же, совсем забыли о ней?

– А что с ней такое произошло?

– Да то, – горько сказал Арчибальд, – что, если она увидит меня женатым, она не переживет этого!

– О Арчи, – отозвалась Амалия, – уверяю вас, женщины способны пережить и не такое. Если вы будете вести себя с тактом и умом, то в этой ситуации окажетесь только в выигрыше.

– Я? – поразился герцог.

– Ну да. Вспомните старое испытанное гусарское правило: если гусара селили в дом, где жили две сестры и он хотел добиться благосклонности одной из них, то немедленно начинал ухаживать за другой. Поймите же, Арчи: все преимущества на вашей стороне. Вы молоды, знатны, богаты и не так уж дурны собой. Не знаю, как вы раздобыли это злосчастное разрешение на брак и уговорили Эмили бежать и обвенчаться с вами. В последнее мгновение она передумала и не пришла. Не пришла ведь, Арчи? Она, возможно, любила вас, но полагала, что вы никуда от нее не денетесь, а вы взяли и обманули ее ожидания. Теперь вы верите, что навсегда потеряли ее, но вы не правы. Все женщины – собственницы, и, когда они замечают, что на их собственность заявляет права кто-то другой, они выходят из себя. Верьте мне, Арчи, ваша Эмили сделает все, чтобы вернуть вас, а я… я не собираюсь ей в этом мешать.

– Вы Макиавелли в юбке, – пробурчал герцог. – Откуда вы знаете, как она поступит? Вы ведь даже в глаза ее не видели!

– Хотите пари? – предложила Амалия с невинным видом. – Я берусь даже предсказать, что она скажет вам при первой встрече.

– Однако! Вы так уверены в себе?

– Так заключим пари?

– С удовольствием!

В понедельник, день приема у ее величества королевы, дом на Парк Лейн ходил ходуном.

– Мы опоздаем! – кричал одетый в изумительно скроенный фрак герцог Олдкасл, мечась между лестницей и входной дверью. – Фрэнсис! Поторопите герц… поторопите миледи, черт бы ее побрал!

В покоях миледи вокруг нее суетилось полдюжины портних мадам Шаплен, знаменитой модистки, за право одеваться у которой среди лондонских модниц разыгрывались нешуточные баталии. Сама великая мадам в очень простом и скромном темном платье стояла тут же, что было большой честью для заказчицы, и давала указания, где что подобрать и подколоть. На изготовление наряда для герцогини Олдкасл было отведено всего два дня, и поэтому даже в последние минуты для портних нашлась работа. Сам наряд являл собой мечту любой принцессы. Это было переливчатое, расшитое бисером и невесомыми пестрыми перышками платье небесно-голубого цвета, игравшее всеми цветами радуги.

– Assez! [14] Довольно (фр.). – скомандовала мадам. Последняя портниха с облегчением поднялась с колен, и тогда сама Шаплен, приблизившись, придирчиво оглядела Амалию и собственноручно подправила две складочки, которые осмеливались не так лежать.

В дверь забарабанил лакей:

– Прошу прощения, но его светлость теряет терпение!

– Если потеряет, мы его найдем, – весело отозвалась Амалия и, расцеловав мадам в обе щеки, поплыла к двери.

В вестибюле Арчибальд в который раз взглянул на жилетные часы и, с шумом втянув в себя воздух, сунул их обратно в карман. Он обернулся к лестнице и приготовился разразиться желчной тирадой, но все слова замерли у него на губах.

Ибо он увидел райскую птицу… чудо природы… что-то прекрасное, ослепляющее, завораживающее… живой мираж, направляющийся к нему. И этим миражем была женщина.

Амалия, чрезвычайно довольная произведенным эффектом, подошла к герцогу и расправила веер.

– Арчи, – промолвила она с упреком, – ну не стойте так, скажите хоть слово!

Но Арчи, казалось, напрочь утратил дар речи.

– Пойдемте, – сказала Амалия, – мы опаздываем.

Величественный негр в герцогской ливрее распахнул перед ними дверцу кареты.

– А этот откуда взялся? – опешил его светлость. – Зачем он здесь?

– Он едет с нами, – отозвалась Амалия. – Это мой новый слуга. Не беспокойтесь, с ним не будет никаких хлопот.

Арчибальд насупился и забился в угол.

– Прекрасное платье, – наконец вымолвил он.

– Да, мадам Шаплен знает толк в своем деле, – подтвердила Амалия.

– К нему требуется еще кое-что… – Герцог сунул руку в карман и достал одну из тех коробочек, внутри которых может скрываться все, что угодно, от перстня со стеклом до изумрудного браслета Лукреции Борджиа. – Я надеюсь, вам подойдет. Это фамильная драгоценность, она принадлежала еще моей матери.

Он откинул крышку и…

Всем известно, что женщины – создания, в общем-то, чувствительные и легковерные. Даже ведро мусора, вынесенное мужчиной, заставляет нас проливать слезы умиления, а от букета цветов, которые увянут через три дня, наше сердце начинает биться чаще, чем ему положено. Что уж тут говорить о впечатлении, которое на самую закаленную, самую пресыщенную особу может произвести восхитительный бриллиант размером приблизительно три на два сантиметра, нежнейшего розово-сиреневого оттенка, ограненный столь искусно, что кажется, будто внутри него затаились и трепещут язычки неугасимого пламени?

Наша героиня была замечательным человеком, но все же она была только человеком и к тому же женщиной. Восторг – тоже ловушка, хотя это и одна из прекраснейших ловушек. И тот, кто сказал, что камни способны наводить чары, был, несомненно, прав. Амалия была очарована.

– Это «Принцесса», – сказал герцог с гордостью. – В ней пятьдесят два карата. В мире очень мало алмазов такого оттенка, и этот – уникальный. Мне подумалось, что раз уж вы… словом, что вам будет приятно его надеть.

Камень был оформлен в виде подвески на цепочке, и Амалия безропотно позволила герцогу надеть «Принцессу» себе на шею. Всякие слова в такое мгновение были бы неуместны. Она потрогала камень – он был тяжелый и прохладный. Герцог закрыл коробочку и убрал ее в карман. Они подъезжали ко дворцу.